Да, пошли, подумала она. Отправимся ко мне домой, и зажжем камин, ляжем на пол и займемся любовью. Будем касаться друг друга, целовать друг друга, воспламенять друг друга огнем желания. Опять при мысли о близости с ним что-то сжалось там, внизу живота: это было похоже на ощущение благоговейного страха, которое она испытывала, стоя на краю пропасти и заглядывая вниз.

Когда они ехали, ее не покидало ощущение близкого присутствия Мэтта рядом, совсем рядом, всего в нескольких дюймах. В салоне было темно. Огоньки пролетающих мимо машин и рекламных вывесок сливались в странный, не имеющий к ним никакого отношения фантастический фон. Для Паолы сейчас реален был лишь Мэтт.

Дрожь пронизала ее, когда она украдкой взглянула на своего спутника. Он неотрывно смотрел вперед. Ни слова с тех пор, как они отъехали с парковки. Интересно, о чем он думает и что чувствует? Хочет ли он ее так же, как она его? Несомненно, одно: что бы там он ни думал, но сегодня вечером он не отделается поцелуйчиком.

Мэтт думал, стоит ли сегодня вечером заняться любовью. Он хотел этого. Тело так и распирало от желания. Он знал, что и Паола его хочет. Так почему же он столь нерешителен?

Неужели причина в той установке? В убежденности, что все равно им придется расстаться? Но расстаться без любовной близости было бы совсем странно. И потом, если они уступят своему желанию, то наверняка обнаружат, что ничего особенного не произошло. Тогда они расстанутся без сожалений, упреков и вопросов.

Когда они приедут в ее дом, он войдет с ней, они сядут, поговорят. Это важно. Порядок во всем — вот девиз разумного человека.

А потом уж займутся любовью. Он ждал этого момента. Опыт, надеялся Мэтт, окажется крайне приятным.

Он быстро взглянул на Паолу, У нее какое-то задумчивое выражение на лице. Да, она и правда, загадочна полуженщина, полуребенок. Достаточно вспомнить этот танец на парковочной площадке. А ты поцеловал ее прямо посреди той самой стоянки, не стоит забывать! Господи, хорошо, что их отношения близятся к естественному концу, если он пробудет с ней еще какое-то время, то подпадет под ее влияние.

Когда они подъехали к дому, то разумелось само собой, что он войдет. Она оставила зажженным лишь ночник на пианино.

— Мэтт, почему бы тебе не снять пиджак и не отдохнуть немного? Если хочешь, разведи огонь в камине. Я пойду, переоденусь, совсем упарилась в этом платье. — И Паола исчезла в двери гостиной. Через каких-нибудь пять минут в камине уже пылал огонь. Мэтт присел на подлокотник дивана. Теперь он мог рассмотреть комнату, где находился. С того времени, как свидания между ними стали частыми, он избегал оставаться с ней наедине, придавая их встречам необязательный вид.

Хотя в этой комнате, и в той, что считалась столовой, царил беспорядок, все же в них был и определенный «домашний» шарм. Мебель, конечно, не в его вкусе, но… вполне отвечает ее характеру. Она уставила комнату разнообразными по стилю статуэтками. Сейчас он сидел на длинном и довольно широком диване, отличающемся совершенным дизайном от остального окружения: пушистые подушки, влекущая мягкость. Конечно, он предпочитал более спокойные тона, серо-белую гамму с вкраплением густо-зеленого цвета. Ему бы и в голову не пришло поставить рядом аквамариновый диван и стулья с густо-синим рисунком на обивке, а на пол постелить ковер бледно-лимонного цвета. Все же обстановка производила эффект.

Но в комнате было слишком много ненужного: фарфоровые и терракотовые кошечки, разбросанные везде книги и журналы, нотные листы, разнокалиберные подсвечники, глиняные горшки с цветами, видеокассеты, компакт-диски, кассеты, открытая записная книжка. В углу гитара.

А стены… Они были обклеены обоями с рисунками в стиле Моне и Ренуара, а на них — репродукции акварелей Курье и Ив, семейные фотографии. Тут висел и огромный плакат Элвиса Пресли в молодые годы, а также плакат поменьше «Битлз», а потрепанный плакат молодой Энн Блит, сидящей на крышке фортепьяно, даже был заключен в рамочку.