Я покачал головой. Он наклонился над столом и пристально на меня поглядел.
- Скажите мне, Блетсуорси, вы серьезно верите, что на нашей земле все вечно будет так же, как сейчас?
- Не всякую перемену можно назвать прогрессом. Не напоминает ли вам человеческая жизнь музыкальную тему с кое-какими вариациями?
Грэвз помолчал. Нам снова подали кушанья, и официант вертелся около стола. Остатки спаржи были убраны, и появилось новое блюдо, сейчас не
припомню какое.
- Есть вещи, о которых не всякому скажешь, - начал Грэвз и снова замолчал, словно приглашая меня обдумать его замечание. - Вы меня давно
уже раскусили. Я легкомыслен, опрометчив, так ведь? Не слишком-то надежен.
А иногда чуть что не мошенник.
- Нет, вам далеко до мошенника.
- Благодарю вас. Но таков уж я есть. Быть может, несколько безрассуден, тщеславен, люблю поговорить. Вы сами знаете, что вы куда солиднее
меня. Но все-таки я не совсем уж пропащий человек. Иной раз могу даже дельный совет дать такому основательному человеку, как вы.
- Вы, пожалуй, назовете меня ретроградом.
- Нет, я считаю, что вы гораздо устойчивее и уравновешеннее меня. Но вам недостает предприимчивости. Вам недостает предприимчивости, и вы
даже не верите, что она необходима в жизни. А я вам говорю, что в нашем мире процветает всякого рода предприимчивость. Пусть беспорядочная,
сумбурная, неорганизованная, даже бесцельная, - но все-таки предприимчивость. И она с каждым днем приобретает все более разумный характер.
Становится все менее сумбурной. Все менее своекорыстной. Культурный уровень повышается, растет общественная инициатива, накапливаются силы.
- Я вижу, вы все такой же неисправимый фантазер! - прервал его я и тут же попросил продолжать.
- Вы хорошо знаете библию? - вдруг спросил Грэвз.
- Когда-то знал.
- Больше двух тысяч лет назад ваш остров Рэмполь посетил человек, которого почитали мудрецом. Он утверждал, что люди живут не в ущелье, а в
темной пещере и нет у них ни надежды, ни выхода, и не заглядывает к ним даже луч отдаленной звезды. Суета сует и всяческая суета. Но теперь ведь
и вы признаете, что из ущелья видно ясное небо. Вы рассказывали плешивым старцам о благах цивилизации, а говорить людям о чем-нибудь хорошем,
значит наполовину уже это осуществить.
- Если бы я только мог этому поверить!
- Я согласен, что вы тяжело пострадали на войне. Это ваша личная трагедия. Но... - Он остановился, обдумывая, как бы точнее выразить свою
мысль. - Следует ли в наше время измерять ценность вещей и событий с точки зрения своего личного благополучия?
Он опять задумался. Потом заметил как бы вскользь:
- Вот я сейчас высказал вам свои заветные мысли и чувства, но боюсь, как бы мне не оказаться своего рода валаамовой ослицей.
- А почему бы нам с вами не высказывать откровенно свои мысли, даже если у нас и не такие бороды и чело, какие полагаются мудрецам?
Продолжайте, Грэвз.
- У нас с вами, - сказал Грэвз, - могут зародиться идеи, которые мы не в силах будем осуществить. Но явятся другие люди, лучше и сильнее
нас, они-то и проведут в жизнь наши идеи. Лиха беда начало!
- Но, к сожалению, я что-то не вижу людей сильнее и лучше нас. |