Изменить размер шрифта - +
Парализующее его чувство бессилия, когда он пытается сконцентрировать внимание, вызвано проделками подсознания. О бессознательном он знает не больше, чем многие другие. Все это сводится к довольно расплывчатым понятиям: комплексы, отторжение, цензура, «сверх-я», «оно». Есть ошибки, которые рассудок изгоняет сам по себе, точно так как фальсификатор подделывает секретный документ. От него остается только тень рисунка в не поддающейся расшифровке филиграни. Итак, сейчас ничего положительного ждать не приходится. Но он бы уже одержал победу, если бы ему удалось противостоять внутренней несобранности, преодолеть панику от разрозненных воспоминаний. После визита к Бриюэну его подавляет уже не впечатление, что за ним идут по пятам на улице — он познал и испытал это довольно утомительное чувство, а ощущение, что его преследуют «изнутри», что, скрываясь в его тени, за ним следит, шпионит какая-то таинственная личность, готовая покончить с ним, если он слишком разговорится. Опасность он чувствует, как порыв холодного ветра на затылке. Будь что будет! Цель он себе поставил. Он обязательно должен разобраться в деле Жантома.

Что тогда произошло? Может, надо начать с пожара на мельнице? Здесь врачу он солгал. Сказал, что при этом не присутствовал, но он солгал, он должен был там находиться — ведь пламя он видел. Но действительно ли видел? Не путает ли он два пожара? Машинально написал: плоскодонка. Что это такое — плоскодонка? Нет никакой проблемы. Плоскодонка — это ярлык, рыбацкая лодка. На мельнице раньше она была. Он ходил на ней с отцом ловить плотву. На лодку спускались прямо из дома через ржавую дверь у водостока. Переправившись на веслах через Сарту, они закрепляли лодку на двух шестах, отец сидел на одном конце, сын на другом, и между ними устанавливалась удивительная тишина, наполненная тысячами речных голосов, к которым постоянно примешивался шум падающей воды.

Почему глаза у Жантома были влажными? Плачущий в нем ребенок не мог быть гадким мальчишкой. Следовательно, он вправе допустить безумную мысль — да, в тот вечер он находился на мельнице. Стоящее перед глазами пламя отражается в воде. В водах Сарты, разумеется. Но он же тогда учился в колледже Святого Варфоломея. Правда, субботние и воскресные дни проводил дома. Мельница загорелась вроде бы в субботу вечером. Надо просмотреть газеты в архиве. Еще раз написал: плоскодонка. Приложил к глазам сжатые в кулаки ладони. Из окон сыпались искры. Они падали, в реку снопами, фейерверками огня, как на празднике 14 июля. Плоскодонка медленно плыла по течению. Кто-то сидел рядом. Помнит руку, обнявшую его за плечи, голос: «Бедный малыш». Вероятно, мать. Вся эта сцена напоминает изъеденный временем документ. Он не сомневается, кажется, только в том, что пожар распространился очень быстро и что мать и ребенок спаслись от пожара на лодке, поскольку огонь отрезал иной путь к берегу.

И это все? У Жантома сложилось такое впечатление, будто его допрашивают, более того, с пристрастием. Кто? Он сказал все, что знает. И тем не менее хочется сказать больше. И он действительно мог бы сказать чуть больше, повторить, например, то, что он отвечал людям, которые задавали ему вопросы позднее, после похорон. В памяти всплывают осколки воспоминаний. Да, конечно, у них имелся запасной мотор. Его смастерил работник. Мотор, работающий на бензине. Пользовались им не часто. По этому поводу работник часто спорил с хозяином. И с хозяйкой. Странно, Жантом называет их хозяин, хозяйка, а не папа и мама, как будто у него никогда не было семьи. И снова все смешивается, как потревоженное на поверхности воды отражение.

Жантом слегка потянулся. Тело одеревенело, онемело, ноги затекли. Дважды он написал слово «плоскодонка». И что дальше? Из одного слова рассказ не получится. И все же самого себя он исследовал гораздо глубже, чем обычно. Прошел вдоль запретной зоны, концентрационного лагеря, где томятся призраки, мельком разглядел их слепые лица, прижавшиеся к решетке.

Быстрый переход