Даже с разрушением ее планов, ее новая карта, какими бы не были корни ее жизни, их тянули другие.
Ее отец.
Вдова.
Даже Томас.
Казалось, каждый приложил руку к ее будущему, кроме нее. Но не сегодня ночью.
– Поздно, – тихо сказала она.
Его глаза были расширены, и она могла увидеть его замешательство.
– Но не слишком поздно, – прошептала она. Она посмотрела наверх. Облака исчезли. Она не чувствовала ветра, — она не почувствовала ничего, кроме него, и он даже еще не коснулся ее. Но каким–то образом, небо стало чистым. Появились звезды.
Это было важно. Она не знала почему, но это было важно.
— Томас, — прошептала она, а ее сердце прыгало. Билось.
Разбивалось.
– Том…
– Не надо, – сказал он хриплым голосом. – Не произноси моего имени.
– Почему?
Этот вопрос вертелся на кончике языка, она отчаянно желала задать его, но не делала этого. Каким–то образом она знала, что не стоило этого делать. Каким бы не был ответ, она не хотела его знать. Не сейчас, не тогда, когда он смотрел на нее с такой жаркой, унылой настойчивостью.
– Здесь никого нет, – прошептала она. Это было верно. Все спали. И она не была уверена, почему сказала что–то столь очевидное. Может быть, она просто хотела дать ему понять…не говоря это явно. Если бы он склонился, если бы он поцеловал ее…
Она бы не сопротивлялась.
Он покачал головой.
– Кто–то всегда здесь есть.
Но он был неправ. Стояла середина ночи. Все спали. Они были одни, и она хотела…она хотела…
– Поцелуй меня.
Его глаза зажглись, и на минуту он выглядел так, как будто испытывал боль.
– Амелия, не надо.
– Пожалуйста, – она дерзко улыбнулась, как только смогла. – Ты мне обязан.
– Я… – сначала он выглядел удивленным, потом забавляющимся. – Я обязан тебе?
– За двадцать лет помолвки. Ты обязан меня поцеловать.
Он улыбнулся с неохотой. – За двадцать лет помолвки, я должен поцеловать тебя несколько раз.
Она облизала губы. Они стали сухими от резкого выдоха. – Одного будет вполне достаточно.
– Нет, – он тихо ответил, – этого не будет. Этого никогда не будет достаточно.
Она задержала дыхание. Он собирался это сделать. Он собирался поцеловать ее. Он собирался поцеловать ее, и, ради Бога, она собиралась ответить на поцелуй.
Она подошла.
– Не надо, – попросил он, но в его голосе не было твердости.
Она потянулась к нему, и ее рука была в дюйме от него.
– Амелия, не надо, – резко казал он.
О, нет. Он не станет ее отталкивать. Она ему этого не позволит. Он не скажет, что это ради ее же блага, или, что он лучше знает, или, что все знают, что лучше для нее, но не она сама. Это была ее жизнь и ее ночь, Бог свидетель, он был ее мужчиной.
Она бросилась к нему.
Или, скорее, на него.
– Ам…
Вероятно, он попытался произнести ее имя. Или, возможно, это был возглас изумления. Она не знала, ей было все равно.
Она слишком далеко зашла, чтобы волноваться насчет банальностей. Она взяла его лицо в ладони и поцеловала его. Вероятно, неуклюже, но со всей бешеной энергией, которая бурлила в ней.
Она любила его.
Она, в самом деле, любила его. Возможно, она никогда не говорила ему, и, возможно, никогда не будет иметь возможность сделать это, но она любила его. И прямо сейчас она собиралась поцеловать его.
Потому, что это именно то, что бы сделала влюбленная женщина.
– Томас, – сказала она, потому что собиралась сказать его имя. Если бы он ей позволил, она бы называла его так снова и снова. |