– Детектив… мистер Ходжес, вы сможете сесть за руль?

– Конечно, – отвечает он слишком уверенно. Покалывания поднимаются по ногам от лодыжек к промежности, потом спускаются обратно. – Всего два стакана пива. Пит выпил остальное. Ноги затекли, ничего больше.

– А-а. Вам уже лучше?

– Все хорошо, – отвечает он, и ногам действительно лучше. Слава Богу! Где-то он, помнится, читал, что старикам, особенно грузным старикам, не следует сидеть слишком долго. Под коленями в сосудах может образоваться тромб. Ты встаешь, тромб отрывается, продвигается к сердцу, и вот она, встреча с ангелом.

Элейн провожает его к двери. Ходжес думает о сиделке, которая ухаживала за матерью миссис Ти. Как ее фамилия? Харрис? Нет, Харрис – это женщина, которая постоянно жила в квартире. А сиделка – Грин. Когда миссис Уэртон хотела пройти в гостиную или в туалет, миссис Грин сопровождала ее так же, как сейчас Элейн сопровождает его.

– Элейн, я в порядке, – говорит он. – Голова трезвая. Тело слушается. – Он поднимает руки, чтобы подтвердить свои слова.

– Отлично, – улыбается она. – И приходите к нам снова… поскорее.

– Обещаю.

Выходя в яркий солнечный свет, Ходжес смотрит на часы. Начало третьего. Он пропустил дневные передачи, но нисколько об этом не жалеет. Дама-судья и нацист-психолог могут удовлетворить себя сами. Или друг друга.

Что касается ключа от «мерседеса», миссис Трелони твердо стояла на своем. При последующих допросах она продолжала настаивать, что у нее всегда был один ключ. Даже после того, как Пит показал ей накладную, в которой указывалось, что в 2004 году в комплекте с «мерседесом» среди прочего она получила «2 (два) ключа», она не отступилась. Заявила, что в накладной ошибка. Ходжес помнит железную уверенность, которая звучала в ее голосе.

Пит сказал бы, что в итоге она все-таки сдалась. Причем никакой бумажки не потребовалось. Самоубийство по своей природе – признание вины. Стена отрицания рухнула. Как и в случае с тем парнем, который сбил человека и скрылся с места преступления, но потом сознался. Да, это был ребенок, не собака. Это был ребенок, а я посмотрел на дисплей мобильника, чтобы понять, чей звонок пропустил, и убил его.

Ходжес помнит, как каждый последующий допрос миссис Ти странным образом усиливал эффект. Чем дольше она упорствовала, тем сильнее они ее недолюбливали. И чем сильнее они ее недолюбливали, тем решительнее она настаивала на своем. Потому что знала, что они чувствовали. О да! Она была эгоцентричной, но не глу…

Ходжес останавливается, одна рука на согретой солнцем дверной ручке «тойоты», вторая прикрывает глаза от солнца. Он смотрит в тень под эстакадой. Полдень давно миновал, и обитатели Лоутауна начали подниматься из гробниц. В тени четверо. Трое больших засранцев и один маленький. Большие, похоже, шпыняют мелкого. У мелкого на спине рюкзак, и на глазах Ходжеса один из больших срывает его со спины мальчишки. Следует взрыв тролльего смеха.

Ходжес неспешно идет по крошащемуся тротуару к эстакаде. Он спокоен, и торопиться ему незачем. Руки в карманах пиджака. С эстакады доносится мерный гул легковушек и грузовиков, их тени падают на улицу внизу. Он слышит, как один из троллей спрашивает мелкого, сколько у того денег.

– Нету их у меня, – отвечает мелкий. – Отвалите.

– Выверни карманы, и мы поглядим, – говорит Второй тролль.

Мальчишка пытается убежать. Третий тролль хватает его сзади, руки железным кольцом стягивают щуплую грудь. Первый тролль ощупывает карманы пленника.

– Хо-хо, я слышу, как хрустят денежки, – говорит он, и лицо мальчишки кривится от усилий не расплакаться.