Он почти никого не знал, кроме тех, кто работал в полиции Худдинге. Идя к двери, Хультин добавил:
— У тебя есть около четырех часов на то, чтобы попрощаться с коллегами и собрать свои вещи, прежде чем отправиться навстречу неизвестному будущему. Тебе ведь этого хватит?
Он исчез за дверью, но тут же появился вновь, Йельм только успел снова сесть на стул и сделать вдох:
— Возможно, это и не само собой разумеется, но все вышеизложенное на данный момент — сверхсекретно…
— А как же? — отозвался Йельм. — Само собой.
Он собрался было позвонить Силле и рассказать обо всем, но тут же передумал. Вспомнил о предстоящей работе на износ, о лете и об отпуске, который, по всей вероятности, останется неиспользованным, о домике в Даларё, который им удалось снять за смешные деньги на все лето. Захотелось сперва немного расслабиться.
В комнату отдыха для сотрудников он вошел, не в состоянии скрыть свою радость.
Там сидели четверо полицейских и ели свои принесенные из дому бутерброды, не образец здорового питания. Андерс Линдблад, Анна Васе и Юхан Брингман. И еще Сванте Эрнтсон. Все удивленно уставились на Йельма. Видимо, на его лице было написано не совсем то, что они ожидали увидеть.
— Я пришел попрощаться, — с убийственно серьезной миной объявил Пауль Йельм.
Брингман и Эрнтсон поднялись ему навстречу.
— О чем это ты, черт возьми?
— Выкладывай, — потребовал Эрнтсон. — Уж не хочешь ли ты сказать, что эти гады выкинули тебя из полиции?
Йельм сел рядом с ними и указал на обед Сванте Эрнтсона.
— Гамбургер в микроволновке грел? Я ведь говорил, соус получается горячий.
Эрнтсон облегченно вздохнул.
— Нет, проныра, тебя не уволили. Ну же, рассказывай.
— Вообще-то я и правда пришел попрощаться. Можно сказать, что меня выкинули с повышением.
— Отдел внутренних расследований?
— Нет, с этим покончено. Государственная криминальная полиция, плечом к плечу с ее шефом.
— То есть почли за лучшее убрать тебя из навозной кучи, называемой южными районами, подальше от всего этого сброда?
— Что-то в этом роде. Но это… сверхсекретно, как мне сказали. Скоро все прочтете в газетах. Но пока об этом даже шепотом — слишком громко.
— И когда они тебя ждут?
— Прямо сегодня. В три часа.
— Во даешь. Давай подброшу тебя к Ишмету, купишь коллегам прощальный тортик. Самый дорогой, и чтоб меду побольше!
Бруун вдохнул коричневый дым черной сигары и улыбнулся во всю свою бороду — внушительное пространство. Довольно потягиваясь, он мурлыкал что-то себе под нос. Залетные хлопья пепла серебрились в его рыжих с проседью волосах.
— Так-так, значит еще один пошел на повышение в Государственную криминальную. — Он прямо-таки лучился самодовольством. — Но знаешь, стоит туда попасть — и назад уже не выйдешь. Только в специальном гробу. Со штампом Госкрима.
Йельм подтянул к себе удостоверение и служебное оружие со стола Брууна и принялся надевать через плечо кобуру.
— Еще один? — переспросил он.
— Хультин служил здесь в конце шестидесятых, ты разве не знал? Ярый футболист. Хультин Деревянная Нога, жесткий полузащитник. Но никакого чувства мяча. Зато может дать в глаз.
Йельм отметил, как медленно, исподволь в его душу закрадывается некое смутное чувство. Не сказать, чтоб неприятное.
— Хультин сказал, что прочел обо мне в газетах. Они ко мне благосклонно относятся.
— Ну да, ну да, Хультин у нас большой любитель газет. |