— Он поверил мне, — сказал Декс. — Он не хотел, чтобы я это знал, но он мне поверил.

— Сколько человек в его группе?

— Тридцать, может быть, сорок взрослых с семьями. По словам Боба Хоскинса, они раздобыли несколько охотничьих ружей и даже пару автоматических винтовок. Что только люди не держат у себя в подвалах.

— Они надеются сбежать?

— Так я понял.

— Это не так много людей по сравнению с населением города.

— Есть другие подобные группы, но они не особо общаются друг с другом — и, возможно, правильно делают.

— И всё же, несмотря ни на что, погибнет очень много людей.

Он кивнул.

— Даже наши учёные. Не думаю, что нам позволят уйти. Мы видели слишком многое и опасность, что мы кому-нибудь об этом расскажем, слишком велика.

— Мы выберемся. Спасти хотя бы кого-то — это, вероятно, максимум, на что мы можем надеяться.

Он накинул пальто. Она спросила:

— Ты куда собрался?

— Одно незаконченное дело. Надо повидать Говарда Пула.

— Можно я пойду с тобой?

Он поразмыслил над этим.

— В шкафу есть ещё одно пальто. Своё оставь здесь. И обмотай лицо шарфом. Не хочу, чтобы нас узнали.

Она шла по улице рядом с ним, опустив голову и держа его за руку. Она миниатюрна и безупречна, думал Декс, и, вероятно, обречена так же, как и каждый в этих притихших зимних домах.

Глава восемнадцатая

Так многое прояснилось в последние несколько дней — Говард не знал, с чего начать рассказывать Дексу.

Декс явился с холодной улицы без предупреждения. Он привёл с собой женщину: Линнет Стоун. Она из этого мира, но не проктор, объяснил Декс.

— Ты можешь говорить при ней. Она учёный, Говард — у неё пожизненный контракт в университете.

Говард взглянул на неё.

— А ваша специальность?

— Культурная этнология.

— О. Системы родства. Гадость.

— А Говард — физик.

— О, — сказала Линнет. — Атомные частицы. Гадость.

Но новости были важнее. Говард повернулся к Дексу и сказал:

— Слушай, я её нашёл.

— Её?

— Женщину, с которой жил Стерн. Всего в паре кварталов отсюда. У неё были все его записи.

— Говард, сейчас это уже не имеет значения.

— Ещё как имеет. Огромное значение.

Декс обменялся взглядом с Линнет, затем вздохнул.

— Ну ладно, — сказал он. — Рассказывай, что узнал.

Стерн был не только физиком, одержимым Богом. Если подумать об Эйнштейновских возражениях против квантовой теории, или Шрёдингеровских рассуждениях о скрытом единстве человеческого разума, если пристально всмотреться в космос, говорил Говард, то возникает множество метафизических вопросов — религиозных вопросов.

Однако одержимость Стерна была ещё более странной. Мысли о Боге преследовали его с самого раннего детства, порождённые тем, что можно было определить лишь как принуждение: сновидениями или просто видениями или, может быть, даже скрытой физической проблемой: опухолью, эпилепсией височной доли, пограничной шизофренией. Стерн изучал священные тексты мировых религий в поисках ключа к тайне, которая, должно быть, казалась вездесущей, важной, непостижимой… тайны того, что может находиться за пределами человеческого знания.