— Когда я позвонил ему в Ту-Риверс, — говорил Говард. — Женщина…

— Это важно?

Вопрос, казалось, прояснил его разум. Он виновато улыбнулся Дексу.

— Не знаю. Может быть. — Он поднёс ложку ко рту. — Холодный суп.

— Тебе надо есть. Кстати, как ты себя чувствуешь?

— Немного лучше. Чаще просыпаюсь. По крайней мере, я так думаю. Здесь трудно следить за временем. — Он проглотил ещё ложку супа. — Не так часто в сортир бегаю. Даже немного проголодался.

— Это хорошо.

Некоторое время он ел в молчании. Дексу казалось, что суп и аспирин потихоньку ему помогают. Было приятно это видеть.

Они слушали, как усиливается дождь, барабаня по жестяному навесу над задней дверью.

Говард отставил пустую банку и в последний раз облизал ложку.

— Я говорил о дяде. Это не просто бред, Декс. Я знаю, я не больно хорошо соображал. Но он — ключ ко всем этим событиям.  Может быть, наш ключ к их пониманию.

— Думаешь, у нас есть шанс их понять?

— Не знаю. Возможно.

Может быть, Говард сможет разобраться, что произошло в лаборатории. У Декса явно не получится. Он и боровскую модель атома с трудом понимал, не говоря уж о физическом процессе столь катастрофичном, что он способен переписать историю. То, что здесь произошло — это не школьный курс физики, его не было ни в одной учебной программе, о которой Декс когда-либо слышал. Он покачал головой.

— Ты говоришь с гуманитарием, приятель.

— Возможно, мы должны понять их.

— Должны?

— Я много об этом думал. Когда лежишь тут в темноте, то очень много думаешь. Это наш единственный выбор, Декс. Мы поймём их и что-нибудь сделаем, или просто… что? Будем вот так жить и дальше? Нас будут убивать, сажать в тюрьму или, в лучшем случае, ассимилируют?

Декс тоже об этом задумывался, как и, вероятно, большинство жителей Ту-Риверс. Но никто никогда об этом не говорил. Это было молчаливое соглашение всех со всеми. О будущем не говорим.

Говард нарушил это правило.

— У тебя температура.

— Не уходи от разговора.

— Ладно.

— И не пытайся меня подбодрить. Я не настолько больной.

— Прости. Если бы я знал, с чего начать…

— Я всё время думаю о Стерне. Он мне снится. Когда меня лихорадит… несколько раз мне казалось, что он здесь, в этой самой комнате. Очень реальный. — Говард покачал головой и снова улёгся на матрас. — Всё казалось таким логичным. Во сне всё гораздо осмысленнее.

Декс вернулся домой после полуночи. Погода скрывала его от глаз и свела военные патрули к минимуму, но его одежду насквозь промочил холодный дождь, и когда он увидел, наконец, свой дом, его уже колотил озноб. Может быть, Говард прав, подумал он. Возможно, во сне во всём этом больше смысла.

Возможно, сновидения — это единственный способ подступиться к чему-то настолько непонятному. Декс справлялся лучше многих, потому что его собственная жизнь перешла на территорию сновидений давным-давно. Он жил, как во сне с тех пор, как пожар отнял у него Абигаль и Дэвида. С того момента его жизнь покатилась в мрачную пропасть, на фоне которой даже события последних нескольких месяцев казались не более чем кратким всплеском, когда его собственная потеря оказалась каким-то образом вплетённой в ткань внешнего мира. Он полагал, что Эвелин что-то такое в нём чувствует, что даже возникающая между ними нежность — а это была настоящая нежность — тем не менее, перекрывалась чем-то тёмным.