— Жестко прервали Брамхи-Джаву. — И не оставит вас без награды, будьте уверены.
— Мне только в радость — в радость служить Великому…
— Все! — Раздался хлопок в ладоши; терзающий взгляд исчез. — Я все увидел и готов путешествовать назад, но сначала хотел бы отдохнуть. Приготовьте мне лучшие покои и сытную трапезу — хотелось бы несколько часов вздремнуть.
— Конечно, все будет сделано в лучшем виде.
— Накормите и моих людей — пусть перед отправлением осмотрят картан (*носимое рабами сооружение наподобие паланкина — прим. автора).
— Непременно прослежу за этим.
У решетки притихли. Затем низкий, приглушенный голос, слова которого Тайра то ли от слабости, то ли от боли едва могла разобрать, раздался вновь.
— Она станет прекрасным источником. Возможно, центральным. Запущу в Оасус красноклюва с вестью о том, чтобы подготовили место в подвале и разложили ингредиенты для ритуала. У вас ведь есть красноклюв?
— Конечно. Три птицы для особых случаев всегда содержатся в верхней башне.
— Хорошо. Тогда я готов к приему пищи. Заодно расскажете мне, что творится в Рууре — мы не так часто получаем вести из столь отдаленного города. У вас жарко, я заметил. Всегда так жарко? И так мало мрамора на земле — только отсыпанные песком и землей дороги…
Голоса начали отдаляться. Все тише становились звуки шагов, вовсе неслышным сделался шорох по земле туру; сковывающий внутренности невидимый взгляд, наконец, отпустил.
Тайру оставили одну.
Во Вселенной много искр — миллионы, миллиарды — бессчетное количество. Они вспыхивают и гаснут вновь, чтобы зажечься где-то еще. Когда-то. Одни звезды гаснут, другие рождаются — энергия перетекает, меняет свойства, а кто-то бесконечно далекий и невидимый для глаз следит за этим процессом.
Так же и люди: одни рождаются для того, чтобы прожить счастливую жизнь, другие — для страданий, а кто-то рождается для того, чтобы умереть насовсем. Наверное, колесо Синтары не может дать путь наверх каждой душе — количество мест ограничено и предназначено лишь для лучших — а тем, кто остался вне пределов его лопастей предстоит вечно тонуть во мраке без надежды засиять вновь.
Грустно. Но, наверное, это нормально.
Те руки, что прежде избивали и причиняли боль, теперь придерживали ее спину в вертикальном положении — открывали рот, пытались влить туда воду, положить на распухший язык раскрошенный хлеб и заставить прожевать его. Еда вываливалась на подол, Тайра не чувствовала вкуса.
Наверное, это гордыня — заключенная в желании жить человеческая гордыня. Идти, учиться, перерождаться, приближаться к Богу, существовать вечно, но в этом ли на самом деле заключен смысл?
Люди боятся смерти, рвутся от нее прочь, люди страшатся темноты. Но что плохого в том, чтобы навсегда погаснуть?
И не в смирении ли смысл?
Кажется, Тайра забыла обо всем, чему когда-то учил Ким.
Будь сильной, будь стойкой, извлекай опыт и оставайся чиста помыслами — разве она не следовала всем этим заветам? Разве не старалась сохранить душу неприкосновенной и никогда не использовать дар во вред?
А теперь его используют за нее.
Привяжут в далеком подземелье, опоят дурманной травой и начнут высасывать силы — минута за минутой, час за часом, день за днем без перерыва на еду и сон. Она не сможет сбежать, потому что на себя не останется сил, и она едва ли сохранит способность связно мыслить. Весь ее драгоценный дар направят на служение Правителю — на его нужды, а за невидимые нити, тянущиеся к ее телу и органам, будет дергать довольный и ухмыляющийся Уду…
Лучше погаснуть.
Ну и что с того, что некоторые звезды не зажигаются вновь? Это жизнь. |