Ну и что с того, что некоторые звезды не зажигаются вновь? Это жизнь. А смерть есть ее продолжение.

Сидя в окружении сквернословящих охранников, измучившихся в попытках накормить пленницу, с подбородком, по которому стекала не попавшая в горло вода, Тайра приняла решение: она соберется с силами и вызовет муара вновь.

И согласится на сделку.

Она звала его до хрипоты в пересохших связках, до черноты перед глазами и до навалившегося на сердце удушливым покрывалом отчаяния, а когда увидела, как на полу у ступней начала заворачиваться по спирали знакомая тень, едва не разрыдалась от облегчения. Хотя разрыдалась бы Тайра лишь эмоционально — тело не сумело бы выдавить из себя ни капли влаги. Наверное, никогда уже не сумеет.

— Ты пришел… Хорошо. Услышал…

Вместе с появлением муара в клетку вернулся и холод; Тайра восприняла его благодатью — уже скоро. Совсем скоро.

Закончив формироваться, тень взглянула на нее черными неблестящими глазами; вокруг головы и конечностей продолжал клубиться туман.

— Я готова на сделку, слышишь? Я согласна.

Муар говорил, не открывая рта.

— Готова отдать душу за желание?

Шелестящий шепот прошелся по внутренностям касанием пересохших веток и напомнил недавно услышанный царапающий голос — живот тут же свело от страха. Нет, тот голос был хуже. Туда ей совсем не хочется — только не к Уду.

— Да.

— Я слушаю тебя, человек. Говори.

Тайра собралась с силами и глубоко втянула воздух, замерла. Сейчас она произнесет свои последние слова. Последние. Нет, не надо медлить, будет только хуже.

Прутья решетки, сочащийся из дальнего конца коридора дневной свет — яркий, теплый. Ее взгляд окунулся в него, желая впитать.

— Мое желание — умереть. Я отдаю тебе душу за то, чтобы ты подарил мне смерть — быструю смерть, мгновенную. Ты сможешь это исполнить?

— Да.

Хорошо. На смену волнению пришло зыбкое облегчение; но верно ли понял муар?

— Не через десять лет? Я не хочу… не смогу прожить десять лет без души.

— Твое желание — закон.

После этих слов серые отсыревшие стены тюрьмы почти перестали давить — это не ее дом, уже скоро она уйдет отсюда; взгляд зеленых глаз оторвался, наконец, от ведущих к выходу ступеней.

— И… Прежде, чем я умру, забери меня отсюда. Куда угодно.

Пусть Брамхи-Джава так и не увидит, что смог сломить ее. И ни к чему, чтобы над ее бездыханным телом глумились охранники — пинали его, таскали, рыли для него яму. Тайре не хотелось вечно покоиться на территории тюрьмы или сразу за ее пределами. Даже мертвой слышать стоны и предсмертные крики мучающихся на солнцепеке заключенных.

— Забирай. Давай, приступай. Я больше не хочу здесь сидеть…

Слишком долго болели обожженные руки и потрескавшиеся ступни, слишком сильно надоели не проходящие от волдырей на ногах язвы, и она слишком устала смотреть на то, что осталось от молодого красивого тела — когда-то оно было ей родным, но теперь стало чужим и тяжелым, непригодным для того, чтобы далее находиться в нем.

— Забирай.

Когда муар шагнул навстречу, Тайра, несмотря на мысленную готовность, вздрогнула — интуитивно вжалась в стену.

— Не делай мне больно… я устала.

Вместо слов тот протянул клубящуюся тьмой конечность вперед и застыл в ожидании.

«Берись» — приказывали неспособные отражать свет глаза. Берись. Сейчас.

Когда в конце коридора дневной свет раздробили чьи-то тени, а на ступенях послышались шаги, Тайра протянула вперед дрожащую руку и коснулась мрака.

Ее несло сквозь тоннель: вниз-вниз-вниз, — а за руку держала мгла.