И стали от него нос воротить. Для народа-то что главное? — скажи ты ему, как говорил Суворов: «Я русский, какой восторг!» И он бы побежал. И в такой бы раж вошел… Все заборы бы переломал. Нет, не назвал их русскими лидер оппозиции, а вот Гальюновский — назвал. И рванулись было за ним, а потом — глядь: один раз в трясину поволок, другой раз… Ну, и поотстали. Уж на что неразумные, а тут подвох разглядели. Увидели, что не зря, выходит, папашу-то его мудреным именем назвали. И остались от Гальюновского слава дурная да деньги в иностранных банках. По ним-то можно судить, кому он служил и куда хотел затащить доверчивых русских.
А вообще-то надо правду сказать: российского политика хоть эфиопом назови — не обидится. Одного он только боится: как бы его с Тель-Авивом не повязали.
Вечером отходил самолет, на котором Дмитрий и Мария летели в Россию вызволять семейство Евгения.
— Господа! — возвестил хозяин. — Мы сегодня вылетаем в Москву.
— Мы тоже, — сказал Гальюновский. — Надеюсь, вы подбросите нас до аэропорта?
— Мы летим служебным рейсом.
— На самолете короля?
— Да. Его величество предложил нам и самолет, и охрану. Сказал об этом с умыслом: пусть не замышляют всякие козни.
— Возьмите же и нас с собой.
— Пожалуйста, но об этом мне нужно договориться…
Набрал номер телефона и изложил суть дела. Разрешение хоть и не сразу, и без удовольствия, но было получено.
И вот они в воздухе. Дмитрий порывается рассказать политикам о цели их путешествия, но Мария дернула за рукав.
— Ни в коем случае!
Дмитрий выразил недоумение:
— Да я и принимал их ради этого.
— Забудь думать! — повторила Мария. — Я знаю, где они. Дмитрий пожал плечами и больше об этом не заговаривал.
В Москве их никто не ждал.
В аэропорту взяли такси и через час были дома. Вахтер в парадном подъезде нимало удивился, заметив в окошке Марию. Он знал ее и уважал. На весь подъезд она одна была тут русская и давала Петровичу, бывшему еще недавно начальником цеха на заводе «Динамо», деньги на содержание его больной жены и четырех детей. Близилась полночь, дом отходил ко сну, но Мария не торопилась подниматься наверх, а прошла вместе с Дмитрием в комнатку вахтера и расположилась на диване, как дома.
— Рассказывайте, как вы тут живете? Как Аркадий?
— Аркадий Борисович стал важным человеком, без его подписи теперь не передается в частные руки ни один завод. Он, можно сказать, хозяин всех наших богатств — и тех, что мы создали за время советской власти, да и тех еще, что от царского времени нам остались. Важный он стал и погрузнел. Вам его не узнать.
— Квартиру, небось, превратил в вертеп?
Петрович отвел взгляд в сторону, не хотел огорчать Марию.
— Ну, ладно. Вы ему не звоните, мы тихонько пройдем. Замки-то он не заменил?
— Не заменил. Старые замки у вас.
Поднялись на шестой этаж, и Мария открыла замки металлической двери. Вошли в коридор, а из него в большую гостиную. Из дальних комнат доносился голос Высоцкого — любимого певца Аркаши, там же звенели девичьи голоса. Мария, взглянув на Дмитрия, улыбнулась:
— Узнаю своего муженька.
Прошли в комнаты Марии — их было три, и ванная, и туалет; и рядом за стеклянной дверью зимний сад на сорок квадратных метров. За другой дверью лестница на второй этаж и в бассейн. В квартире было четырнадцать комнат. В двух из них на втором этаже находилась прислуга — пожилая женщина и совсем молодая.
Приняли душ, переоделись, и Мария стала накрывать легкий ужин. |