— Ну, ну… Чего же вы смутились? Продолжайте, а мы посмотрим на вас. Такого и в театре на Таганке не увидишь. Содом так уж содом…

Девочки юркнули в дверь соседней комнаты, а хозяин всех богатств России, как-то неуклюже и смешно виляя вислым задом, шмыгнул в дверь другую. Но скоро он, в шелковом, невообразимо нарядном халате и с высоко поднятой головой, вновь явился в гостиной. И стал что-то объяснять, но Мария схватила его за ворот халата и поволокла в коридор. Вышвырнула за дверь и со звоном щелкнула замками. Вернулась в гостиную, а здесь в великом смятении ее ожидали две юные красавицы.

— Ну! — встала перед ними Мария. — Будем расплачиваться? Сколько он вам дает за вечер?

— Мы у него впервые, а другие девочки говорили: по двадцать долларов за ночь.

— Не густо, однако же, он ценит вашу молодость и красоту.

Достала из сумочки две пачки по десять тысяч долларов, разделила поровну, сказала:

— Кончайте свои забавы, идите в институт, учитесь. А не хватит вам этих денег, ко мне придёте.

И потом, коснувшись плеч, проводила их до двери.

В коридоре стоял Аркаша.

— Что ты себе позволяешь? — вскричал он, хватаясь за ручку двери. — Я тут хозяин!

— У тебя в Москве еще две квартиры, а в Перловке дача. Катись и живи там.

Собрала чемодан и выставила за дверь. Спросила:

— Где семья Евгения? Не скажешь, станешь нищим и бомжом.

— Не знаю, не знаю!

А когда Мария закрыла за ним дверь, прокричал:

— Тут они, тут. В комнате для гостей.

Мария потушила свет, и они вместе с Дмитрием поднялись на второй этаж и тут увидели, что и жена Евгения, и две ее очаровательные девочки спят сном ангелов и не ведают, что с неба им пришло избавление.

Утром Мария позвонила главному администратору Кремля. Тот приказал ей немедленно явиться.

Главный был действительно главным лицом в России. К нему звонил и президент, человек вспыльчивый, но глубоко больной и всегда с похмелья; и Чернохарин, толстый, как морской контейнер, и на разум сильно приторможенный; и думский лидер с птичьей фамилией и никому не понятной душой, начальник губернаторов, вроде бы пекущийся о народе, но не забывающий и себя — все звонят главному, о чем-то просят, но не ведают, что кремлевский начальник признает над собой только двоих: американца Сороса и бывшего доцента из партшколы, мужчину средних лет, но с женским голосом, срывающимся на детский дискант. Только эти два человека могли ему приказать, а потому Мария, открывая дверцу посланного за нею «Мерседеса», думала: «Какое для нее последует от них распоряжение?»

Главный сидел в кабинете, расписанном золотом с лепными потолками. Мебель тут была необыкновенная; ее стащили из царских, княжеских, графских дворцов и частью из музеев. Кресло под Главным принадлежало Ивану Грозному, а стол из черного дерева Людовику Четырнадцатому, а письменный прибор Наполеону. Главный был мал ростом, почти карлик, он под сиденье клал высокую подушку, но и то был вынужден тянуть шею, чтобы выглядеть большим и важным. Главный был черен, кудряв и очень молод. Один глаз у него отливал кирпичным цветом и смотрел прямо, другой черный и косил влево. Остряки называли его Черным тараканом. На слуху у всех был Рыжий таракан, того знали, едва ли не каждый день лицезрели по телевидению, этот сидел в потемках — его никто не видел, но все его страшились. Это он, а не генерал Гусь начинал и останавливал войны, приказывал рабочим не платить зарплату, морил голодом и холодом северян, прогонял министров и на их место назначал негодяев почище прежних… — словом, все шло от него, но этого никто не ведал.