|
.» Мысль о свиноферме чудесным образом подбодрила Колякина, заставила поверить, что жизнь состояла не из одной лишь мрази да грязи. Спускаясь вниз, он услышал Ксюхин голос: мать с дочерью завтракали. По другую сторону стола разместился хозяин дома — пил чай под шоколадный торт. Рогатый Георгий, устроившись в углу, смотрел на него преданно, как бородатая собака. — Доброе утро, — поздоровался Колякин. — Чаи да сахары. — И тебе, майор, не хворать, — кивнул старый партизан. — Присаживайся давай, в ногах правды нет. И за гостинец спасибо. Испечено знатно. — Да не за что. — Колякин шагнул к холодильнику, взял с крышки пакет и положил на стол таким образом, чтобы плёнка задела пальчики Ксюхи. — Это тебе. — Мне? — удивилась та, потом положила ложку. — Ух ты! Да это же шишка, которую Буратино Карабасу в пасть запихал. Колючая! А больша-а-ая… — Это ананас, — улыбнулась Алёна. — Он очень полезный. И вкусный. Только ты сначала кашу доешь… — Она благодарно подняла глаза на майора. — Спасибо, Андрей. Ну что, чаю? Или, может, полрюмочки для настроения? Как ни бодрился Колякин, его зелёная физиономия не укрылась от внимательного женского взгляда. — Ох нет, лучше чаю. Крепкого-крепкого. — Майор вздрогнул, сел и спросил: — А где Володя? — Где ж ему быть — на службе, он теперь встаёт ни свет ни заря, — усмехнулся старик, отхлебнул из чашки и как бы ненароком поинтересовался: — Ну а сам-то нынче хорошо ли спал-почивал? Добрые ли сны видел? Единорог не приходил? Он усмехался, вроде бы шутки шутил, но глаза из-под кустистых бровей смотрели пронзительно, цепко и тяжело. — Паршиво спал, — сознался Колякин. — Ох, лучше не вспоминать. Сказал и даже пожалел, что отказался от водки. Впрочем, подобного никакой водкой не зальёшь, так что и пытаться не стоит. — Да, вижу-вижу, проняло тебя, проняло, — кивнул партизан. — И это хорошо. Теперь, может, и не заползут они к тебе в душу, не посмеют, останешься человеком. Ещё, может быть, поживёшь. На полном серьёзе сказал, зловещим шёпотом, пристально, оценивающе глядя в глаза. Так, что мороз по коже, сердце в пятки и липкий пот по спине. — Кто не заползёт? Кто не посмеет? — поставил кружку майор, но в этот миг Ксюха взмахнула рукой и радостно воскликнула: — Шурочка! Ага, сейчас выйду, только кашу доем… Видишь, что у меня есть? Точно, ананас. Дядя Андрей принёс, он хороший. Она как будто общалась с невидимой, но вполне реальной подружкой. На театр одного актёра было не похоже. На детскую игру тоже. — То у нас драконы, то вот Шурочка… — обречённо пояснила Алёна. — Это такая невидимая девочка. Она живёт в другом мире, за стеной. Они с Ксюхой дружат, играют, вместе песни поют… — И неожиданно добавила чуть заметно дрогнувшим голосом: — Ксения, что же ты сидишь? Давай вставай, угости Шурочку ананасом. Не будь жадиной, настоящие друзья вкусное в одиночку не едят… Давай-давай! Колякин вздрогнул, партизан со вздохом покачал головой, а Ксюха сердито насупила брови: — Мам, я тебе тыщу раз объясняла! Окна в стене высоко, нам с Шурочкой пока не дотянуться. Вот вырастим большими, распахнём их настежь, и уж тогда… И никакая я не жадина, не говядина, это все знают. Шурочка, скажи, ведь это так? — Она расплылась в улыбке, как будто услышав что-то приятное, и сунула в рот последнюю ложку каши. — Мам, спасибо. Ну, я пойду. Вот ведь девочка с характером. — Иди, — кивнула Алёна, проводила дочку взглядом и еле слышно вздохнула. |
