Супруга, узнав, схватилась за валидол, а он, напротив, обрадовался. Чего панику разводить, пусть на здоровье девка рожает. С мужем, без мужа — какая разница, лишь бы наследник был его, звоновской породы. Хоть рыжик, хоть боровичок, хоть волнушка…
— Мы, товарищ подполковник, насчёт той банды маньяков, — поднялся Козодоев. — У нас с Сипягиным кое-какие соображения есть.
— А чего тут особо соображать? — хмыкнул Звонов. — Там, — и он указал рукой в потолок, где бродили ленивые мухи, — уже сообразили. Создали штаб, приняли меры. Наше дело слушать, говорить «есть!» и выполнять.
Между прочим, в сейфе, в прохладе, на нижней полке, стояла бутылка. И в ней оставалось ещё на ладонь целительного бальзама. Проверенного, чистого как слеза, а главное, невзирая на жару, холодного. По странному свойству сейфа, вроде и не являвшегося холодильником.
— Оно, конечно, так, товарищ подполковник, — сурово кивнул Козодоев. — Я не знаю, какая статистика у них там, — он тоже показал рукой на кучковавшихся мух, — а у нас в Пещёрке уже девять эпизодов.
— Ого, уже девять? — удивился Звонов и понял, что о новом свидании с зелёным соратником думать было рановато.
Ещё недавно эпизодов было всего три.
— Вот то-то и оно. — Козодоев кивнул. — Утром — один случай, к обеду ещё два, а к ужину, извольте видеть, стало плюс шесть. Это вас, товарищ подполковник, ни на какие ассоциации не наводит?
— Ещё как наводит. — Звонов с силой почесал крутой лоб. — Маньяки… Луна… Проверял кто-нибудь, какая нынче фаза?
— Тогда подойдём к вопросу с другого конца. — Козодоев вздохнул и взглянул на Сипягина. — Веня, скажи.
— И скажу, — поднялся тот. — Товарищ подполковник, у меня на «земле» проживает гражданка одна, блондинка — одним словом, женщина. А старший брат у неё журналюга и в курсе всех здешних дел. Так вот, в «прокурорке», в «трёхе», в «девятке» пошли случаи каннибализма, и много. Это, выходит, маньяки оборзели в корягу, забрались в зону и принялись зэков жрать? Это что, тоже луна?
— Вот я тебе, Сипягин, подпишу представление-то на капитана! — едко пригрозил Звонов. — Будешь знать, как над начальством выстёбываться. Короче, Владимир Сергеевич, и что всё это значит?
— А значит это, товарищ подполковник, что никакие у нас тут не маньяки. — Старший прапорщик угрюмо вздохнул. — Это типа болезнь, зараза, что-то психическое. И уже тянет на эпидемию. А раз так, надо принимать меры, кричать в полный голос, бить в колокола, сообщать наверх. О том, что…
— Что они там полные идиоты? — продолжил мысль подполковник, вытащил «Беломор», но не закурил, снова принялся тереть лоб. — Забыл — кипучая инициатива у нас в России что? Наказуема…
В этот самый момент, прерывая течение его мысли, затрезвонил городской телефон.
— Да чтоб тебя! — Подполковник вздрогнул и схватил трубку, ожидая сообщения о десятом случае людоедства. — Звонов на связи… — Послушал, приподнялся, изменился в лице… и вдруг заорал, словно на пожаре: — Сейчас, Израиль Абрамыч, сейчас, ты держись, я тебе подмогу пришлю, наряд с автоматами… И сам буду! Давай, брат, держись! Ты нам живым нужен!
Бешено выругался, с грохотом швырнул трубку и подхватил другую, уже от внутреннего телефона:
— Алё, алё, алё… такую мать, алё! Вы что там, оглохли, такую вашу мать? Алё!..
Внезапно замолк и посмотрел на Козодоева и Сипягина:
— Зам по строительству позвонил, у них там в мэрии друг друга уже жрут. |