|
Разъезжаясь, водитель фургона что-то яростно проорал, дал по ушам клаксоном, успел показать кулак. «Истинно, истинно», — дружно закивали участники движения, а у кого были рации, без стеснения высказались вслух: — Таких на осину надо без суда и следствия… Водитель «Транзита» — насколько позволяли видеть затемнённые стёкла — с презрением отвернулся. Отвечать? Кому? Этому быдлу? Одной Тамаре Павловне было не до участия в дорожных конфликтах. Она стала потихоньку тормозить, ибо впереди показался переезд через рельсы. С неказистой будкой, полосатым шлагбаумом и автоматическими заслонами. Проезд был закрыт. Со стороны Пещёрки медленно полз нескончаемый товарняк. По многолетней привычке Тамара Павловна принялась считать вагоны, хотя привычка была, конечно, бессмысленная. И уж в особенности, если считать не сначала. Поезд кончился на сорок втором вагоне. Перестук колёс начал отдаляться, сигнальные звонки умолкли, и шлагбаум нехотя пошёл вверх. Колонна тронулась. Через рельсы ездили все. А вот как надо это правильно делать, чтобы и в реальную беду не попасть, и гаишники не привязались, знают очень немногие. Вам следует непременно обождать, пока предыдущая машина не выберется с путей и не удалится от них на расстояние, позволяющее выбраться вам. И тогда только стартовать. Попробуйте это проделать на переезде, в котором хотя бы десяток железнодорожных колей, а сзади напирает нетерпеливая очередь. Да вас на том самом шлагбауме и повесят. Тамара Павловна двигалась позади самосвала, тихо ругаясь сквозь зубы и держа, как ей казалось, вполне подобающую дистанцию. Увы, ей это только казалось. Она поняла это в тот момент, когда ветеран долгостроя угодил в колдобину. В дело сразу вступили фундаментальные законы физики, и бедному «Патриоту» досталось с ведро тягучей жижи из кузова. Прямо на лобовое стекло. Тамара Павловна судорожно затормозила — на переезде не на переезде, всё равно не видно ни зги! Пока она искала ручку стеклоочистителя, за кормой «Патриота» раздалась музыка властных сфер. Элитный товарищ на «Форд-транзите» опять возмущался быдлом, загородившим дорогу. «Ах ты, урод! — Тамара Павловна по сложной ассоциации вспомнила своего надёжу-генерала, неожиданно успокоилась и включила стеклоочиститель. — Вот скажи мне хоть что-нибудь, клоун недорезанный, живо встанешь по струнке…» Дворники не помогли, стало только хуже. Делать нечего, Тамара Павловна открыла дверцу и выпрыгнула наружу — отскребать. Сирена позади смолкла, и в поле зрения возник колоритный мэн. Его дрожащее от гнева лицо, лихо повязанная бандана и книжица-удостоверение в руке были одинаково красными. А голос! Собственно слова и интонации были типа наши, но с отчётливым иностранным акцентом: — Чьёрт побъери! А ну-ка, живо с дороги! Чьёрт побъери! Вот такие обладатели очень страшных удостоверений встречаются в наше время на российских дорогах. — Что-что? Не расслышала, — зловеще сузила глаза Тамара Павловна, но к решительному, главным калибром, отпору перейти не успела: рядом с ней совершенно неожиданно материализовался Робин Доктороу. — Генри Малкольм Макгирс! Немедленно прекратите! — рявкнул он по-английски, и его палец упёрся прямо в грудь представителю власти. — Ваш дядя в гробу переворачивается от стыда! Немедленно извинитесь перед леди! Что за метаморфоза постигла добродушного Ватсона! Его спину распрямила выправка потомственного воина, жёсткие усы распушились, глаза горели праведным гневом. Вот-вот выхватит прямо из воздуха шпагу и бросится в бой за попранное достоинство дамы! — Бог мой! — Тот, кого он назвал Генри Малкольмом Макгирсом, словно на фонарный столб налетел. |
