|
. Неужели всё зря? Напрасно только дедушку огорчил… Вспомнив о дедушке, Мгави вдруг замер и перестал дышать. В зарослях травы раздавался свист. Громкий негодующий свист, издавать который могло лишь одно существо на свете — козёл личи, заметивший в своих владениях чужака. Козёл, ни разу не встречавший человека и даже не подозревавший, на что тот способен… «О духи Предков, не оставьте меня. — Мгави начал плавно раскачивать в руке ассегай. — А я не забуду вас…» Он не видел козла и целился на слух, прикрыв за ненадобностью глаза. Ассегай ик’ва не предназначен для метания, но истинный воин любое оружие заставит исполнять свою волю. Мгави знал, что не промахнётся. Телята Чёрного Буйвола, заметившие в пределах досягаемости желанную дичь, не промахиваются. Ещё мгновение Мгави слушал воцарившуюся тишину, потом выхватил нож толлу и мягко, как леопард, раздвинул густую траву. На подтопленной лужайке испускал последний вздох большой рыжий козёл личи. Ассегай насквозь пробил ему грудь, широкий наконечник разорвал боевые жилы[113] у сердца. — О дух-покровитель! — Мгави подскочил к добыче, одним движением рассёк шею козла и принялся жадно глотать животворную горячую влагу. — Я не забуду тебя! И перво-наперво смазал кровью мешочек гри-гри, чтобы живший там дух был сыт и доволен. А потом подыскал сухое и уютное место, набрал выбеленного солнцем валежника и принялся, как мечтал, жарить и коптить впрок вкусное мясо. Пустыня, лежавшая где-то впереди, была велика, но Мгави больше не боялся её. Он выдержал испытание. Духи были на его стороне. Утро следующего дня он встретил в пути. Укушенная нога ещё болела, но двигаться не мешала. Тем более что теперь Мгави шагал через некое подобие саванны: редкий кустарник, чахлая трава, искривлённые, какие-то полуживые акации. Местами попадались дайя — водоёмы с дождевой водой, но, вот что удивительно, совершенно необитаемые. И вообще эта саванна была какая-то неправильная. Ни зебр, ни гепардов, ни буйволов, ни жирафов… ни даже гиен. Никого! Ни помёта, ни следов, ни остатков добычи, ни жирующих падальщиков. Пустота. Вся здешняя живность словно пала от какого-то мора. И не только птицы и звери, но даже и насекомые. В душном воздухе висела просто мёртвая тишина. Край болота, где Мгави подстрелил козла, уже казался ему единственным островком жизни… Солнце близилось к полудню, когда показалась пустыня. Кустарники, деревья, чахлая трава — всё кончилось разом, словно выкорчеванное по незримой черте. За чертой простирались бескрайние пески. Здесь была хотя бы растительная жизнь. По ту сторону обитала смерть. Мгави не сразу решился пересечь эту границу. Для начала он устроил стоянку. Ему требовалось как следует отдохнуть перед ночным переходом. В пустыне нельзя будет есть и пить, а дышать — только через особую повязку. Нельзя будет и останавливаться. Даже на миг. Зря ли дедушка столько раз повторял: кто не пересечёт пустыню в одну ночь до рассвета — умрёт. Медленно, мучительно, страшно. День за днем теряя волосы, ногти, кожу и человеческий облик. Заживо превращаясь в злобного духа… «Сколько таких духов ждёт меня в этой пустыне? Духов тех, кто пробовал пересечь её прежде меня?..» Мгави досыта наелся нежной козлятины, вволю напился безвкусной, но всё-таки утолявшей жажду воды, свернулся клубком в тени полога, наскоро сплетённого из травы, и тотчас уснул. Крепко, без сновидений. Словно провалился в болото. Проснулся он только вечером, незадолго до заката. Солнечный багровый шар опускался в пустыню, бросая поперёк равнины длинные тени. Хрустальный воздух позволял рассмотреть очертания таинственных холмов, вздымавшихся из-за линии горизонта. |
