Мы обрадовались, мы любили этого доброго старика и решили пойти к нему. Я взяла мамочкину кофту, Лешка взял печенье, закрыли дверь. Написали записку. Игрушек у Иржика было много, пан Говорка объездил весь мир и отовсюду какую-нибудь игру привозил ему. Мы пили чай, ужинали, и как только сели смотреть телевизор, в дверь позвонили, да так, что мы подумали, что у нас пожар. Пан Говорка тоже так думал, но когда дверь открыли и в комнату влетел папа, он сразу все понял. Мы с Лешкой тоже в этот момент все поняли, а чего не поняли, то нам папа через минуту крикнул, разбудив, по-моему, весь дом: «Дети, у нас мальчик!»

Я писала обо всем моей дорогой Танюсеньке, по которой очень скучала.

Вот кусочек письма о той нашей жизни. Пашеньке в то время было чуть больше двух месяцев:

«9 мая 1983 года.

Здравствуй, моя дорогая!

(…) Пишу о детях: о них можно говорить и говорить. Оля уже стала барышней. Помогает мне здорово. Она очень по тебе скучает: „Бабуленька моя, как я тебя люблю и жалею, как я к тебе хочу“. Все время вспоминает о тебе, о том, как вы жили на даче, читает книги, присланные тобой, и все говорит: „Вот бабуля какая молодец, какие книжечки нам прислала!“

Зорик — очень милый и разумный, добрый мальчик. Тоже всеми силами старается помочь, очень любит Пасика, разговаривает с ним (думает, что тот его понимает), говорит: „Мы с Пасиком будем генералами“. Ну, дай Бог.

А наш сладкий маленький Павел Артемьевич очень хороший мальчик. Он понял, когда надо спать, очень улыбчивый, агукает вовсю. Все говорят, что похож на меня. Он очень хорошо реагирует на детей, когда видит Олю или Зорю, весь расплывается в улыбке. Оля его укачивает, помогает мне.

Тёма в нем души не чает. И что интересно: усталости от него совсем нет — только радость. Правду писала одна многодетная мать, что самое тяжелое — это двое детей, с тремя становится легче. Я тогда не поверила, а это действительно так. Я уверена, что наш Пасюла тебя очень будет любить и улыбаться тебе так же широко, как нам.

(…)

Да, когда Пасик описается, я говорю: „Ай-яй-яй, кто у нас такой писун, как стыдно!“ А Зорик говорит: „Мама, ведь Пасюля еще маленький, его нельзя ругать, ему можно писаться и какаться. Писайся, Пасюля, ты мой маленький, мой хорошенький!“ И это он произносит своим нежным голоском.

Господи, ничего мне не надо, только им ЗДОРОВЬЯ!

Еду с Пасей и Зорей в лифте с прогулки, и с нами едет Иржин дедушка и вздыхает (чехи очень любят детей): „Милые дети, что вас только ждет в жизни“. (он имеет в виду обстановку в мире), и я вспомнила дорогую тетю Стеллочку, которая так же вздыхала, когда Соня родилась. Кто прошел войну, тот это понимает.

Целую, моя родная, пиши.

Очень хочу увидеть».

Через два месяца после рождения сына я вышла на работу. Насущная необходимость побудила меня. Отпуск без сохранения содержания — это, конечно, хорошо. А где тогда взять содержание? Муж приносил зарплату, но потом постепенно сообщал мне, что должен тому, другому, третьему. Я боялась долгов, беспрекословно соглашалась, чтобы он урезал семейный бюджет, лишь бы не быть никому должным. И опять взяла на себя то, что вообще-то полагается мужчине. Жили мы поблизости от моей работы, учительское расписание можно было составить относительно удобно.