Не знаю, как и чему они научились, да и зачем им это было. Но мои знания и творческие порывы им явно не требовались.
А тут одаренные дети. И мне обещают свободу составления программы в старших классах, говорят о том, как я нужна талантливым умным ребятам… А я так соскучилась по живой работе!
Решилась.
Гнесинка располагалась в старинном особняке неподалеку от Кремля. Идти пешком от моего дома до работы — 20 минут. Для Москвы — неслыханное преимущество.
И дети… Да! Они действительно сильно отличались от ребят из обычных школ. Музыка творит чудеса, развивает. К тому же все они (в большинстве своем) были из семей людей талантливых и образованных. Семейная атмосфера решает почти все. И нагрузка у этих детей была запредельной. Их основным занятием была музыка. Занятия специальностью, общим фортепьяно (на каком бы инструменте ученик ни играл, он был обязан освоить игру на фортепьяно), сольфеджио, ритмика (в начальных классах), история музыки, гармония… Ко всему этому — участие в концертах (вполне взрослых и ответственных), конкурсах… Только всего перечисленного хватило бы, чтобы ребенок был загружен до невозможности. Но на то и общеобразовательная средняя школа, чтобы помимо этих специальных предметов дети в полном объеме осваивали обычные школьные дисциплины.
Возможно ли это?
Только для человека, обладающего особой энергией сверхчеловека.
А аттестат зрелости получать надо. Как иначе поступать в ту же консерваторию? Но в консерваторию не поступишь, если свой специальный экзамен сыграешь меньше, чем на пять.
Неразрешимое противоречие.
Педагоги по специальности в школе подобрались выдающиеся. И они требовали (ради достижения результатов) плюнуть на все и заниматься только специальностью.
Недавно моя бывшая ученица-скрипачка, заехавшая ко мне в гости, рассказала, как ее педагог по специальности кричала ей: «Если пойдешь на гармонию, ко мне можешь больше не приходить, ищи другого педагога!» И эта же ученица, оказавшись за границей (поступила там в консерваторию), поняла, что в специальности она — одна из лучших (спасибо педагогу), но в остальном — совершенно не образована. Ей пришлось нанять репетиторов по истории искусства, музыки, чтобы мочь на равных общаться со сверстниками.
Что требовалось этим необыкновенным ученикам? Попросту: учителя-предметники, которые владели своим предметом досконально, могли изложить тему коротко, ясно, увлекательно. И не задавать домашних заданий. Все — на уроке! Тем более эти дети обладали феноменальной памятью: они запоминали сказанное учителем слово в слово. Если учителю было что сказать.
Как интересно было отдавать свои знания этим ребятам! Они — понимали, они делали выводы, они видели нюансы! Это меня поразило, когда я начала заниматься с выпускным классом — 17–18-летними, сложившимися музыкантами, в которых видела достойных собеседников.
Были и серьезные проблемы. Дети, привыкшие заниматься с основным педагогом один на один, прекрасно понимали объяснения, когда в классе было 2–3 человека. Умели сконцентрироваться, понять. Но они совершенно не могли находиться в классе, где собиралось человек тридцать. Они отключались, общались друг с другом… И вот тут от учителя требовалось много сил и умения диктовать свои условия.
Что еще? Дети были страшно невротизированы. Мало кто без ущерба для нервов выдержал бы серьезную конкуренцию, постоянное сравнение с более успешными, упреки, если на зачете или экзамене получил не пять, а пять с минусом. Дети панически боялись четверок! О тройках я уже не говорю. И, что меня поразило, они не стеснялись доносить друг на друга. (Они не понимали, что доносят.) Подходили и вываливали такое… И сейчас вспомнить страшно… Я постепенно стала у них спрашивать, как они собираются жить в «большой жизни»? Ведь то, что они хорошие музыканты, не делает их хорошими людьми. |