Она заранее попросила разрешения приехать на неделю с подругой. Я ж не думала, что попаду в больницу. И вот они приехали. Их поселили в комнату, некогда служившую нам спальней. У Оли даже было сколько-то денег, выделенных мной на прием моих гостей. Она купила все, что нужно им для завтраков. Мюсли, сыр, хлеб, кофе, молоко. Обедать и ужинать они собирались в городе.
Самим детям оставалось на еду очень мало. Но — гости есть гости. Так уж вышло. Что уж теперь.
Однажды завтракают они, а Пашка, неравнодушный к молоку, говорит сестре:
— Оль, я тоже молока хочу.
Олька делает большие глаза, мол, после поговорим. Но тому приспичило:
— Хочу молока.
А на какие шиши она купит ему молоко?
И тут подала голос одна из англичанок. Она хорошо говорила по-русски.
— Оля, — сказала она, — сходи в лавку и купи брату молока.
Слово «лавка» сразило всех наповал.
Не было «лавки», не было денег. А были две гостьи, так и не понявшие всю степень нищеты, в которой мы оказались в тот момент.
Так у нас и повелось потом. Если речь шла о чем-то несбыточном, говорить: возьми деньги, сходи в лавку…
Было и другое.
Позвонил мой друг из Питера. У меня есть в Питере два замечательных друга. Вот и позвонил один из них, Боря Косолапов.
— Как мама? — спрашивает.
— Мама в больнице, — уныло отвечают дети.
И вот на следующий день к нам в дверь звонят:
— Откройте, ребята, я от Бори Косолапова.
Незнакомый человек протянул детям деньги, двести долларов:
— Вот, Боря просил передать, чтобы вы купили себе поесть. Маме не говорите.
Но они, конечно, сказали маме. Эти деньги мы и отдали потом врачу. Раз уж полагалось.
Спасибо, Боря!
Дружба — одно из главных чудес света.
Март 1995-го — смерть папы
Меня только выписали из больницы. Я начинаю ходить. Потихоньку, чуть-чуть. Из дому еще выходить боюсь, но по квартире передвигаюсь.
Звонок из Каменки. Папа умер.
Последняя наша встреча, когда он приехал к нам со своей женой, прощальная… Мы-то думали, что увидимся еще… Не пришлось.
Папочка тогда сказал мне:
— Галенька, ты самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо встречал.
Как мне важны были его слова! И как мысль о папе поддерживала меня в трудные минуты жизни!
Я просто старалась соответствовать.
В ту же встречу его жена, оставшись со мной наедине, скажет:
— Марк Иосифович считает, что все его болезни от того, что он мало тебе уделял внимания. Что за это ему наказание.
Он ей это часто повторял в последние годы.
Но она и не знала, как много внимания уделял мне папа, когда она еще не появилась в нашей жизни, как много мне дал, как целый мир подарил… Она ничего не знала про нашу дружбу, наши игры… Она даже ничего не знала про его письма-воспоминания.
Передо мной папочка ни в чем и никогда не был виноват. Просто им всем, моим дорогим, выпала на долю жизнь, полная лишений.
Папы не стало, а я не смогла даже проститься с ним, поехать на похороны.
Я помню его живым. Только живым. И, когда трудно, прошу помочь. И помощь приходит. Появляются силы.
Хотелось бы получить на память от папы хоть какую-то его вещичку, но видно, мне не положено. Несколько фотографий передала мне та, которая вполне могла бы быть мне мачехой. Могла бы, но даже на это ее не хватило. Передала фото — те, что когда-то посылали мы с Танюсей папе. Так вот они ко мне вернулись. Из тех, что у меня не было, фотография маленького Тимочки, старшего папиного брата и моего братика Гришеньки на руках бабушки. |