Наконец он видит меня. Мы смотрим друг на друга… Я кидаю ему с балкона цветок. Это серьезный шаг с моей стороны! Теперь влюбленный в меня Дивный Рыцарь засушит этот цветок в старинной книге и будет помнить меня всю жизнь! А я — его. Как же иначе?
Ну, и так далее… Я часами могу развивать сюжет. Главное, чтоб никого рядом не было, а то я бормочу, и люди пугаются. Думают, что я сумасшедшая. А я — нет. Я просто так играю. И мне хорошо.
И вся улица Качалова мне очень нравится. Кроме того углового дома за забором.
Когда Женечка уходит из дома, тети ей всегда говорят: по этой стороне не ходи. И близко к тротуару не ходи.
— Но теперь-то уже можно, теперь не страшно, — возражает Женечка.
— Все равно не ходи. Кто их там знает. Не ходи!
— Ладно, не пойду.
У Женечки золотой характер, она никогда не спорит. Это все говорят.
Все равно, хоть Женечка и обещает не ходить мимо того дома, ей напоминают об этом каждый раз.
— А что в том доме? Почему страшно? Кто там живет? — волнуюсь я.
— Жил. Сейчас не живет. Жил очень страшный человек. Берия.
— А что он делал?
— Много чего плохого.
— А почему Женечке нельзя там ходить?
— Потому что он затаскивал школьниц в машину, привозил в этот дом… А потом их уже больше никто никогда не видел.
Я очень пугаюсь.
— А где он сейчас? Он точно там не живет?
— Расстреляли его. Но дом-то остался. И мало ли кто в нем…
Теперь понятно. Женечке точно нельзя там ходить! Я теперь тоже стану ей напоминать.
Мало ли что!
Культ личности
Летом мы живем все вместе на даче. Взрослые собираются в саду за деревянным столом и говорят, говорят. Только и слышно:
— Культ личности, культ личности!
Я интересуюсь: что такое «культ личности».
— А это когда обычный человек делает так, что его начинают почитать, как божество.
— А Бога нет, — подхватываю я.
С этим-то все ясно! Это нам все время повторяют в детском саду.
— Главное: человек не должен допускать, чтобы ему, как богу, поклонялись.
— А кто это допустил?
— Кто допустил, тот допустил. Тебе еще рано, иди по травке побегай, — уклоняются тети от честного ответа.
Я оскорбленно отхожу, но постепенно, кругами, приближаюсь к занятым беседой взрослым. Они увлеклись, не замечают меня.
Рассказывают теперь про каких-то людей, которые вернулись из тюрьмы. Кто-то из них рассказал про то, как его пытали.
— Китайские пытки и то меркнут, — слышу я странные фразы.
Изо всех сил креплюсь, чтобы не спросить, что такое китайские пытки. Прогонят.
— …Сутками стоял в каменном мешке, ни повернуться, ни сесть… Счет времени потерял… Вышел — смотрят, а он весь седой…
Я не выдерживаю:
— «В тюрьме он за правду страдал»? — спрашиваю отчаянно.
Я уверена, что не ошиблась в своей догадке. Вот, о чем мы пели эту песню с Танюсей!
— Сменим тему, — предлагает Стелла собеседникам. — У маленького ребенка очень большие уши.
Я хватаюсь за свои уши. Вдруг у меня как у Карлика-Носа они выросли, а я и не заметила?
Нормальные, обычные уши.
— У меня не большие уши! — обижаюсь я.
Все смеются. Заводят разговор про другое. Идут чай ставить…
…В шестом классе мы изучали Историю Средних веков. Мракобесие, Инквизиция, охота на ведьм, пытки… Я вспомнила совершенно отчетливо рассказы о пытках, которые услышала тогда на даче. |