- Приглашая вас в Оперу, я думала, что театр развлечет вас; но вольному воля, капитан, - сказала Клемантина, задетая за живое.
- Я пойду, - ответил Тадеуш.
- Дюпре поет Вильгельма Телля, - подхватил Адам. - Но, может быть, ты предпочитаешь Варьете? Капитан улыбнулся и позвонил. Вошел лакей.
- Скажите Константепу, чтобы он заложил большую карету, - приказал он. - В двухместной нам будет тесно, - прибавил он, взглянув на графа.
- Француз позабыл бы об этом, - сказала, улыбнувшись, Клемантина.
- Да, но мы, флорентийцы, пересаженные на север, - заметил Тадеуш, сопроводив свои слова такой тонкой улыбкой и таким взглядом, что в его поведении за столом при всем желании нельзя было не усмотреть преднамеренности.
Контраст между этой фразой, вырвавшейся у Паза по неосторожности, правда, вполне понятной, и поведением его за столом был слишком разителен. Клемантина украдкой посмотрела на капитана тем взглядом, который у женщин означает обычно удивление и в то же время интерес. За кофе, который они трое пили в гостиной, воцарилось молчание, смущавшее Адама, потому что он не понимал его причины. Клемантина не кокетничала больше с Тадеушем. И он тоже снова стал официально учтив и молчал и по дороге в театр, и в ложе, где притворился, что дремлет.
- Теперь вы убедились, сударыня, что я очень скучный собеседник, - сказал он во время балетного номера в последнем действии “Вильгельма Телля”. - Не был ли я прав, когда не хотел, как говорится, выходить из своего амплуа.
- Знаете, капитан, вы не болтун и не шарлатан - какой же вы поляк?
- Предоставьте мне заботу о ваших развлечениях, деньгах и доме, я только на это и годен.
- Замолчи, лицемер! - улыбаясь, сказал граф Адам. - Дорогая моя, Тадеуш благороден и образован. Если бы он захотел, он мог бы блистать в гостиных. Не верь ему, Клемантина, он из скромности на себя наговаривает.
- Прощайте, графиня, в доказательство хорошего отношения я воспользуюсь вашим экипажем, так как хочу поскорее лечь спать, и пришлю его обратно за вами.
Клемантина молча кивнула головой, и капитан вышел.
- Ну и медведь! - сказала она мужу. - Ты куда любезней!
Адам незаметно пожал жене руку. - Бедный мой Тадеуш, он старается казаться нелюдимым, а другой мужчина на его месте всячески пытался бы перещеголять меня в любезности.
- Знаешь, я не уверена, нет ли тут расчета, - сказала она, - многие женщины были бы заинтригованы его поведением.
Полчаса спустя Лагинские подъехали к дому. Болеслав, выездной лакей, крикнул, чтобы им открыли, кучер свернул к воротам и ждал, когда они распахнутся. Клемантина спросила мужа:
- А где живет капитан?
- Видишь, вон там, - ответил граф, показав на небольшую изящную надстройку, в виде аттика, с одним окном на улицу, по обе стороны ворот. - Он поселился над каретным сараем.
- А кто живет с другой стороны?
- Пока никто, - ответил Адам. - Другое помещение над конюшней предназначено для наших детей и их гувернера.
- Он еще не лег, - заметила графиня, увидев свет в окне у Тадеуша, когда карета въехала под портик с колоннами, скопированный с Тюильри и заменивший обычную цинковую маркизу, покрашенную под тик.
Капитан, в шлафроке, смотрел, держа в руке трубку, на Клемантину, входившую в вестибюль. Сегодня для него был не легкий день. И вот почему: когда Адам повел его в Итальянскую оперу, чтобы показать мадемуазель дю Рувр, Тадеуш с первого же взгляда почувствовал, как у него затрепетало сердце, затем, когда он снова увидел ее в мэрии и в церкви святого Фомы Аквинского, он узнал в ней ту женщину, которая в каждом мужчине зажигает необычную любовь; ведь даже Дон-Жуан предпочитал одну из числа mille e tre <Тысяча и три (итал. |