О, вы, поляки, непостижимы Ты даже не сердишься? - спросила она, срывая цветы в своем прекрасном зимнем саду.
- Бедняга Паз...
- Бедняга Паз, бедняга Паз, - прервала она. - На что он нам нужен? Я сама буду вести хозяйство. Выплачивай ему сто луи, от которых он отказался, и пусть как хочет, так и устраивается со своим Олимпийским цирком.
- Он нам очень полезен, я уверен, что за год он сэкономил нам больше сорока тысяч франков. Он, мой ангел, внес на наше имя сто тысяч франков в банкирскую контору Ротшильда, а другой управляющий украл бы их...
Клемантина смягчилась, но с Тадеушем она была все так же холодна. Несколько дней спустя она пригласила Паза к себе в будуар, в тот самый, где год тому назад невольно сравнила его с Адамом; на этот раз она осталась с ним наедине, не видя в этом ни малейшей опасности.
- Дорогой капитан, - сказала она с той ни к чему не обязывающей фамильярностью, с которой обращаются к подчиненным, - ежели ваша любовь к Адаму такова, как вы говорите, вы сделаете то, о чем он вас никогда не попроси г, но чего я, его жена, требую...
- Вы имеете в виду Малагу? - спросил Тадеуш с глубокой иронией.
- Да, - подтвердила она. - Если вы хотите до конца ваших дней прожить с нами, если вы хотите, чтобы мы остались друзьями, расстаньтесь с ней. Как можете вы, старый солдат...
- Мне всего тридцать пять лет, и у меня нет ни одного седого волоса.
- Но вид у вас такой, словно они есть, а это то же самое, - возразила она. - Как может столь расчетливый, столь благовоспитанный человек...
Ужаснее всего было то, что эти слова были сказаны с явным намерением пробудить в его душе благородные чувства, которые она считала угасшими.
- Столь благовоспитанный человек и вдруг попасться, как мальчишка! - продолжала она после чуть заметной паузы, вызванной невольным жестом Тадеуша. - Вы создали Малаге известность... Ну так вот, мой дядя захотел ее повидать и повидал. Мой дядя не единственный, Малага очень любезно принимает всех этих господ... Я верила в благородство вашей души... Как вам не стыдно! Неужели эту потерю нельзя будет заменить?
- Сударыня, я не побоялся бы никакой жертвы, только бы вновь приобрести ваше уважение; но расстаться с Малагой - это не жертва...
- Будь я мужчиной, я на вашем месте так бы и сказала. Ну, а если я сочту это большой жертвой, вам придется смириться.
Паз ушел, боясь, что наделает глупостей, он чувствовал себя во власти безумных мыслей. Он вышел на улицу легко одетый, несмотря на дурную погоду, но даже воздух не мог охладить его пылающих щек и чела: “Я верила в благородство вашей души!” Эти слова звучали в его ушах. “А всего год тому назад в глазах Клемантины я один выиграл бой с русскими”, - мысленно повторял он. Он хотел уехать от Лагинских, поступить в спаги, найти смерть в Африке; но его остановило ужасное опасение: “Что станется с ними без меня? Они разорятся. Бедная графиня! Быть вынужденной существовать на тридцать тысяч ренты, не для такой жизни она создана! Что делать, - решил он, - раз она потеряна для меня, надо взять себя в руки и завершить свое дело”.
Всем известно, что с 1830 года в Париже вошел в большую моду карнавал; он стал европейским; оживление и шутовство, царящие на нем, носят совсем иной характер, чем на блаженной памяти венецианском карнавале. Может быть, парижане, ввиду того, что состояния чрезвычайно уменьшились, придумали эти общественные увеселения, ведь создали же они себе из клубов дешевые гостиные без хозяйки дома и без светской учтивости. Так или иначе, в ту пору март месяц был богат балами, на которых танцы, смешные выходки, грубое веселье, безумие, причудливые маски и шутки, сдобренные парижским остроумием, приняли чудовищные размеры. |