- Она и так проломана.
- Проломана? То есть как это проломана?
- Ясное дело, проломана. Поэтому-то, я думаю, он и не может ее продать.
- Хозяин, - говорю я и подхожу к нему вплотную, холоден, как Гекла во
время снежной бури. - Хозяин, перестаньте затачивать зубочистки. Нам с вами
нужно понять друг друга и притом без промедления. Я прихожу к вам в
гостиницу и спрашиваю постель, а вы говорите, что можете предложить мне
только половину и что вторая половина принадлежит какому-то гарпунщику. И об
этом самом гарпунщике, которого я даже еще не видел, вы упорно рассказываете
мне самые загадочные и возмутительные истории, словно нарочно стараетесь
возбудить во мне неприязненное чувство по отношению к человеку, с которым
мне предстоит спать в одной кровати и с которым поэтому меня будут связывать
отношения близкие и в высшей степени конфиденциальные. Поэтому я требую,
хозяин, чтобы вы оставили недомолвки и объяснили мне, кто такой этот
гарпунщик и что он собой представляет и буду ли я в полной безопасности,
если соглашусь провести с ним ночь. И прежде всего, хозяин, будьте добры
признать, что эта история с продажей головы вымышленная, ибо, в противном
случае, я считаю ее очевидным доказательством того, что ваш гарпунщик
совершенно не в своем уме, а я вовсе не желаю спать с помешанным; а вас,
сэр, да-да, хозяин, именно вас, за сознательную попытку принудить меня к
этому я с полным правом смогу привлечь к судебной ответственности.
- Ну и ну, - проговорил хозяин, едва переводя дыхание. - Довольно
длинная проповедь, особливо если кто и чертыхается еще понемножку. Да только
зря вы волнуетесь. Этот гарпунщик, о котором я вам говорю, только недавно
вернулся из рейса по Южным морям, где он накупил целую кучу новозеландских
бальзамированных голов (они здесь ценятся как большая редкость), и распродал
уже все, кроме одной: сегодня он хотел обязательно продать последнюю, потому
что завтра воскресенье, а это уж неподходящее дело торговать человеческими
головами на улицах, по которым люди идут мимо тебя в церковь. В прошлое
воскресенье я как раз остановил его, когда он собирался выйти за порог с
четырьмя головами, нанизанными на веревочку, ну что твоя связка луковиц,
ей-богу.
Это объяснение рассеяло тайну, только что представлявшуюся
необъяснимой, и доказало, что хозяин, в общем-то, не имел намерения дурачить
меня, но в то же время, что мог я подумать о гарпунщике, который всю ночь с
субботы на святое воскресенье проводил на улице за таким людоедским делом,
как торговля головами мертвых идолопоклонников?
- Можете мне поверить, хозяин, этот гарпунщик - опасный человек.
- Платит аккуратно, - последовал ответ. - Однако, ведь уже страсть как
поздно, пора и на боковую. Ей-богу, послушайте вы меня, это отличная
кровать. Салли и я спали на этой самой кровати с той ночи, когда нас
окрутили. |