Изменить размер шрифта - +
Но Марике‑то совсем другое дело, для нее я всего‑навсего чужой человек, с которым она переспала, разделила толику отчаянной нежности, вроде потерпевших кораблекрушение. Да окажись я на ее месте, собрал бы вещички и с перепугу удрал. А вот поди ж ты.

Марике приласкала меня, поцеловала и уже была готова думать и действовать, как умеют одни женщины. Пока я твердил, словно пономарь, «это конец», она искала выход.

– Сейчас нужно поесть. – И вытащила из холодильника кусок сыру и палку лиловой колбасы, попробовать которую у меня до сих пор недоставало мужества.

– Денег я тебе дать не могу.

– А я и не прошу.

– А я и не говорю, что ты просишь, я говорю, что деньги нужны, без них никак.

– Я же сказал, это конец. Ты совсем не обязана мне помогать, никто не обязан мне помогать.

– Дурость какая‑то. Я не даю тебе денег, потому что у меня их нет. Все деньги в почтовых облигациях, нужно их продавать…

– Ни в коем случае. Это твоя жизнь, твой бар. И вдруг она прямо на месте нашла решение, самое простое, самое очевидное. Так же невозмутимо, как если бы сказала: «поехали куда‑нибудь в воскресенье» или «пора идти за продуктами».

– Наличных у меня нет, но я помогу тебе подзаработать, чтобы хватило месяца на два–на три. А там посмотрим.

Я поднял на нее глаза, но без интереса – я уже поставил на всем крест. Она продолжала:

– В Амстердаме есть театры, где выступают любители. Спектакли порно, то есть секс живьем. Называется «Шоу эксгибиционистов». На самом деле многие – бывшие профессионалы, которые там подрабатывают, но зрители принимают их за обычных людей, у которых хватает смелости заниматься сексом при всем честном народе, смелости, которой им самим не хватает. Можно выйти в маске, тем более что они там смотрят не на лицо. Наоборот, если ты в маске, они могут воображать, что это их консультант по инвестициям или соседка по дому, это возбуждает. В таких заведениях платят довольно прилично, конечно, не как в Каза Россо или в каком‑нибудь известном театре, но работа пристойная, а главное, ничего у тебя не спрашивают, ни документов, ни как твоя фамилия…

Короче говоря, я не очень‑то поверил и вдобавок почувствовал замешательство, растерянность, на меня нашел смех. Сказать по правде, я даже сразу не понял, а когда до меня дошло, спросил:

– Это я‑то на сцене, четыре‑пять раз? Как ты себе это представляешь?

– От любителей таких результатов не требуют. Пару раз хватит за глаза, и потом, тебе не надо даже сдерживаться, можешь кончать: два завершенных половых акта в течение часа тебе под силу, правда? – Она состроила мину, как будто собиралась подмигнуть, и добавила: – По‑моему, ты с этим неплохо справлялся в последнее время, можешь мне верить, тут у меня есть кое‑какой опыт.

И она таки заставила меня улыбнуться. Неужели и правда достаточно похвалить мужчине его снасть, чтобы он воспрянул духом?

Однако я тут же заволновался:

– А с кем придется выступать?

– С двумя восемнадцатилетними лесбиянками и собакой овчаркой.

Я вытаращился.

– Да со мной, балда. Можно подумать, я тебе позволю заниматься любовью с другой.

Она, конечно, не ревновала, она ведь ездила отдыхать с женой своего партнера, с которым они совокуплялись по пять раз на дню. Просто она хотела, чтобы я чувствовал себя любимым. Проявление нежности.

– Дуду вчера сказал, чтобы я отгуляла свой отпуск, сколько мне там полагается, иначе мне его не видать до октября. Получается десять дней. Едем в Амстердам: десять выступлений, и ты немного поправишь свои дела, по крайней мере денежные.

– Ты уже выступала в этих заведениях?

– Нет.

Быстрый переход