— Да, он может оказаться и случайным человеком. А что о жизни этой Ирки известно?
— Она нигде не работает. Не тунеядка и не пьяница, конечно. Кое-кто из соседей рассказал, что она частным образом обслуживала клиентов на дому.
— Клиентов? — Горюнов удивленно уставился на капитана.
— И клиенток, — улыбнулся тот в ответ. — Она была неплохим парикмахером, да еще владела бабкиными рецептами по уходу за кожей лица для дам.
— Ясно, — кивнул Горюнов и прошелся по комнате. — Значит, одинокая женщина, ездила по клиентам. Любовники бывали, но мало кто их помнит. Видимо, не хотели ее компрометировать, или сама себя не хотела компрометировать. Личностей не установить, примет нет. И все же я спрошу вас, как оперативника уголовного розыска с большим опытом. Убить двоих, пусть и на короткой дистанции, всего двумя выстрелами. По одной пуле на человека. Как это расценить? Человек, который их убил, не новичок в обращении с оружием. Минимум он фронтовик.
— Вы хотите сказать, что он может быть из рядов националистического подполья? Но, поверьте, в криминальных кругах есть люди, которые умело обращаются с оружием, и они не были на фронте, вообще не служили в армии. Так что это не показатель.
— Да, вы правы, — кивнул Горюнов. — Дело мы забирать не будем, но прошу держать меня в курсе. Экспертам я сам позвоню, чтобы мне прислали копии своих заключений.
Бондаренко внимательно посмотрел вслед вышедшему из комнаты майору госбезопасности. Непонятное что-то происходит. Обычно такие вещи НКВД сам расследует, а тут… Списали из своих рядов, что ли, капитана Ковтуна?
Глава 2
Судя по тому, что голова «не плыла», операцию сделали давно или делали ее без наркоза, воспользовавшись тем, что пациент был без сознания. Ивлиев, не открывая глаз, почти сразу определил, что находится в больнице. Неистребимый запах карболки, звуки железных «уток» говорили о многом.
Ну-ка, вспомни, как ты сюда попал? Из леса я все же вышел к дороге. Остановилась подвода, на которой сидели мужик и две женщины. А потом остановился грузовик, и меня положили в кузов. Точно. Вот там я от тряски и усталости и потерял сознание. И куда меня привезли? Придется открывать глаза, с усмешкой подумал Василий. Из-за слабости хотелось только лежать с закрытыми глазами.
Палата оказалась большой и удивительно светлой. Нижняя половина стен была выкрашена в приятный салатовый цвет, верхняя — кипельно-белая, еще сохранившая запах масляной краски. Восемь коек, половина из которых пустовала, расставлены вдоль стен. То, что он очнулся не в одиночной палате, а в общей, его обрадовало. Нет оснований полагать, что он находится в разряде поднадзорных или арестованных. Еще бы рука так не болела, но это дело времени. Еще пара дней, и боль постепенно уйдет. Ивлиев знал по себе, что у него все заживает быстро. Как на собаке, так шутили они на фронте.
— Э, землячок, да ты, никак, проснулся? — раздался рядом сочный баритон. — Ну, с прибытием тогда тебя!
Кто с ним разговаривал, Василий не видел, а поворачивать голову пока не хотел.
Незачем кому-то знать, что он уже может двигаться. А может? Ладно, не стоит спешить.
— Здорово, а ты кто? — чуть приподняв правую руку над одеялом, приветствовал незнакомца Ивлиев.
— Такой же, как и ты, страдалец, — хохотнул мужчина. — Принцев тут нет, одни болезные да травмированные. Я со сложным переломом валяюсь. Микола вон на финку бандитскую нарвался. Девку защищал. А ты, сокол ясный, говорят, с пулевым здесь? Видать, много крови потерял, я по фронту такие вещи помню, сразу определяю, кто жилец, а кто нет. Ты в порядке! Как тебя зовут-то, хлопец?
— Василием зови. |