– Может, лучше завтра? Все, что мне хочется – это вернуться домой и поспать хоть немного.

– И никаких, насколько я понимаю, свиданий? – она улыбалась, но я‑то видел, что улыбка эта далась ей с трудом.

– Прости. Я…

– Я понимаю, – вздохнула она. Я чуть сбавил шаг, и она – тоже, хотя ни я, ни она не шли слишком уж быстро. – Я знаю, Гарри: то, что ты делаешь – очень важно. Мне просто хочется… иногда… чтобы…

– Чтобы что?

– Ничего. Нет, правда. Это все мой эгоизм.

– Так что же? – настаивал я. Я нащупал избитыми пальцами ее ладонь и осторожно сжал ее.

Она вздохнула и остановилась, повернувшись ко мне. Потом взяла меня за руки и опустила глаза.

– Мне только хочется, чтобы и я была для тебя такой же важной.

Я вдруг ощутил себя ужасно неловко. Черт, услышать такое было и впрямь чертовски больно.

– Эй, как ты могла подумать, будто ты для меня не важна?

– Ох, – сказала она, так и не поднимая взгляда. – Не в этом дело. Я же говорю, это все мой эгоизм. Ничего, справлюсь.

– Ты только не думай, что я не… – я замялся и перевел дух. – Что я не… То есть, я хочу, чтобы ты знала, что я… – «Люблю тебя»  . Всего‑то два слова, ничего трудного, но они застревали у меня в горле. Я никогда еще не говорил их тем, кого не теряю, и всякий раз, как я пытаюсь произнести их, они застревают где‑то на полпути.

Сьюзен наконец‑то посмотрела на меня, подняла руку и осторожно коснулась бинтов у меня на голове. Пальцы ее были легкими, нежными, горячими. В коридоре воцарилась неловкая тишина. Я стоял и молча смотрел на нее дурак‑дураком.

В конце концов я склонил голову и поцеловал ее. Я поцеловал ее крепко‑крепко, словно пытался вытолкнуть слова из моего дурацкого рта в ее. Не знаю, поняла ли она меня, но она прижалась ко мне всем своим горячим, мягким телом, от которого вкусно пахло корицей. Одна из моих рук сама собой скользнула вниз, к легкой выпуклости мышц на талии, и прижала ее ко мне еще крепче.

В коридоре послышались чьи‑то шаги. Мы улыбнулись и оторвались друг от друга. Мимо нас прошла женщина‑полицейский. Губы ее изогнулись в понимающей улыбке, и я почувствовал, что краснею.

Сьюзен сняла мою руку со своей талии, поднесла ее к губам и коснулась ими моих избитых, обожженных пальцев.

– Только не думай, что ты так легко отделался, Гарри Дрезден, – заявила она. – Я заставлю тебя говорить, даже если это тебя угробит, – впрочем, развивать эту тему дальше она не стала. Мы забрали у дежурного мой посох и вышли на волю.

Всю дорогу до моего дома я проспал, но проснулся, когда под шинами захрустел гравий – им усыпана стоянка у лестницы, ведущей вниз, к дверям моей берлоги. Мы вышли из машины, я потянулся, огляделся по сторонам и нахмурился.

– Что‑то не так? – спросила Сьюзен.

– Мистер, – сказал я. – Он всегда выбегает встретить меня, когда я возвращаюсь. Я выпускал его на улицу сегодня утром.

– Он же кот, – возразила Сьюзен. – Может, у него свидание.

– А что, если он попал под машину? Или на него напала собака?

Сьюзен рассмеялась и, обойдя машину, подошла ко мне.

Мой либидо отреагировал на то, как покачивала она при ходьбе бедрами – в ее‑то коротенькой юбочке! – с энтузиазмом, от которого все мои измученные мускулы возмущенно заныли.

– Он же здоров как лошадь, Гарри. Мне жаль ту собаку, которая попытается связаться с ним.

Я полез в машину забрать с заднего сиденья свои жезл и посох, потом обнял ее.