– Мы позаботимся о нем, – в этот момент Кэм пообещал бы достать с неба луну и звезды. – Мы будем заботиться о нем, пока ты снова не встанешь на ноги.

– Этан, – Рэй судорожно вдохнул воздух через респиратор. – Ему понадобится твое терпение, твое сердце. Я знаю, что они у тебя есть, именно поэтому ты такой хороший моряк.

– Не волнуйся о Сете. Мы присмотрим за ним.

– Филип…

– Я здесь, – Филип подошел ближе, низко наклонился к отцу. – Мы все здесь.

– А у тебя очень хорошие мозги. Я уверен: ты придумаешь, как все устроить. Не отдавайте мальчика. Вы – братья. Помните, что вы – братья. Я так горжусь вами! Всеми вами. Вы – Куины. – Рэй с трудом улыбнулся. – А теперь вы должны дать мне уйти.

– Я приведу врача!

Пока Кэм и Этан пытались привести отца в сознание, Филип выбежал из палаты.

Никто из них не заметил, как замерший в кресле мальчик крепко сжал веки, сдерживая жгучие слезы.

Если у студента возникали трудности, Рэй умудрялся выкроить лишний час для индивидуальных занятий. Он преподавал в университете литературу, на его лекциях аудитории всегда были заполнены до предела, и редко кто из учеников забывал профессора Куина.

Он упорно верил во взаимопомощь, считал ее самым главным в жизни и на практике убеждался в ее плодотворности.

Но, может быть, главной его заслугой было то, что из троих никому не нужных мальчишек он вырастил мужчин.

Когда все ушли с кладбища, могила Рэя Куина была засыпана цветами, над ней было пролито много искренних слез. Поэтому, когда в расходящейся толпе поползли сплетни, их быстро заглушали, но некоторые непроизвольно вслушивались в перешептывания.

Сексуальный скандал, супружеская измена, внебрачный ребенок, самоубийство…

Смехотворно! Невероятно! Большинство так и говорили и искренне верили в свои слова, тем не менее сплетня, словно сама собой, передавалась дальше.

Кэм не слышал это шушуканье. Его горе было таким огромным, таким невыносимым, что он целиком погрузился в собственные мрачные мысли. Когда умерла мать, он справился. Он был готов к ее смерти, поскольку видел, как она страдает, и даже молился о том, чтобы ее страдания скорее закончились. Но эта потеря была слишком неожиданной, слишком резкой, и ей не предшествовала смертельная болезнь, которую можно было бы винить.

В доме толпилось слишком много народу: людей, желавших выразить сочувствие или поделиться воспоминаниями. Кэму не нужны были их воспоминания, он не мог справиться с собственными.

Он сидел один на причале, который десятки раз помогал чинить Рэю. Рядом с ним покачивался двадцати четырехфутовый шлюп, на котором все они плавали много раз. Кэм вспомнил лодку, которая была у Рэя в то первое лето, – крохотная алюминиевая парусная яхта, которая все равно казалась Кэму роскошной.

Он помнил, как Рэй учил его ходить под парусом, управляться с такелажем, менять курс. Он отчетливо помнил охватившее его волнение, когда в первый раз Рэй позволил ему встать за штурвал. «Смотри, как она тебя слушается», – сказал тогда Рэй. Соленый ветер в лицо, развернувший белый парус, скорость и свобода, но самое главное – доверие! Именно оно в одно мгновение перевернуло жизнь мальчишки, выросшего на жестоких улицах.

Может быть, тогда, в тот подернутый знойной дымкой день, под раскаленным добела солнечным шаром мальчишка превратился в мужчину? Так или иначе, это сделал Рэй – сделал легко, с улыбкой.

Кэм услышал шаги за спиной, но не обернулся, продолжая смотреть на воду. Филип остановился рядом с ним.

– Почти все ушли.

– Это хорошо.