Принялись мы обсуждать: как вести уборку клюквы, ведь такое добро пропадает?

Кто-то предложил использовать альпинистов, другие – местную авиацию, а для этого на каком-нибудь листе соорудить аэродром с поселком для сборщиков клюквы. А бригадир Павел и того более – говорит: надо построить прямо на дереве клюквоперерабатывающий комбинат да заодно и консервную фабрику.

Ему возразили: построить можно, но сколько времени на это уйдёт, а клюкву уже на днях нужно убирать. Горячие головы о будущем мечтают: о высокогорных курортах, горнолыжных базах с канатной дорогой и всем прочим.

…Сегодня мы сидим всей бригадой в деревенской столовой и размышляем: что делать с клюквой, как не дать ей пропасть?

Вместе с нами и Савелий. Вот он отхлебнул из блюдца пахучий клюквенный чай, огладил седую бороду и задрал голову вверх. Долго смотрел на своё чудо-дерево. Вздохнул, а после тихо произнёс:

– Да, перестарался… Учил же меня дед Пахом: «Полегче ты, внучек, с этими гиббереллинами…»

Помню…

(Монолог бюрократа)

Помню, сижу возле своей персональной пещеры-кабинета и наблюдаю, как саблезубый тигр дерёт мамонтёнка. Подходит ражий детина в драной шакальей шкуре, взгляд огнём полыхает, хоть прикуривай. Спрашивает:

– Не ты ль владыка патентного бюро?

– А в чём дело? – оборачиваюсь к нему.

– Колесо изобрёл, – говорит, – хочу оформить заявку.

Не мог придти в другой день! Удивительные люди, им предельно ясно первобытным языком говоришь, чтобы приходили завтра, а они всегда являются сегодня, да ещё в самое неподходящее время! Не лишаться же такого редкого зрелища, как махайрод на охоте! Патент на изобретение захотел!.. Ну, я его послал. За справками. Они в ту пору высекались на каменных глыбах. Пока все собрал – состарился. Покатил валуны ко мне, надорвался и помер. Вот бедняга!

И другого такого же надоеду, который что-то про огонь бубнил, тем же Макаром выставил.

Как звать их? Да разве такие мелочи упомнишь!..

Помню, Цезарь ко мне ввалился. Тот самый, Гай Юлий. Сияет, словно новенький сестерций, и протягивает реляцию на десяток страниц по поводу своей очередной, заштатной победы. А у меня головка побаливала после попойки с Крассом. «Надо, – думаю, – поумерить ему восторг. Тут человек, понимаешь, без рассола мучится, а он нагло веселится». Черкнул крест-накрест его пространную депешу и написал по-своему: «Пришёл. Увидел. Победил». Он мне этого до самой своей смерти не простил. Спасибо Бруту!..

Помню, Наполеон зашёл и фамильярно так хлопнул меня по плечу. А ведь без доклада припёрся узурпатор! Передёрнуло меня всего, ошиваются тут всякие, а потом канцелярские скрепки пропадают! И тремя словами-выражениями так отшил, что он тут же в приёмную выскочил, в самый конец очереди уткнулся, потеряв при этом свою знаменитую треуголку, которую посетители затоптали, превратив её в безобразный блин.

Отстоял, дождался своей очереди и стал прямо-таки шёлковый. А что ещё оставалось делать императору, ведь назавтра ему предстояло Ватерлоо! Не могу припомнить, что именно он просил, память отшибло, но я привёл ему свой аргумент… Он даже застеснялся, лицом окрасился в багровый цвет, зарыдал и ушёл весь в слезах, поддерживаемый под руки своими маршалами Мюратом и Груши.

Я дело своё знаю, и если захочу отказать кому-либо, то откажу быстрее, чем лысый успеет причесаться. А повод сыскать проще пареной репы; например, годится и такой: у твоей собаки хвост кривой, вот ещё одна твоя вина!.