Баронесса ловила каждое его слово. Время от времени она оборачивалась и интересовалась моим мнением, словно сравнивая меня с сыном. Матье приходил мне на выручку так искусно, что я ни разу не оказался в глупом положении. Он поощрял мое красноречие, переводил разговор на себя, когда чувствовал, что я вот-вот запнусь, щедро заполнял мои лакуны, способствуя тем самым реализации нашей, теперь уже совместной цели. В тот вечер я лег поздно, и во рту у меня пересохло от бесконечных разговоров.

На следующий день Матье отправился с баронессой на прогулку. Когда они вернулись, Пандора выглядела задумчивой, а у Матье в глазах плясали чертики.

Через несколько дней доктор Надельхоффер во время осмотра наконец-то скупо улыбнулся. Еще две недели, и я смогу отправиться в Париж – таково было его мнение. Но и там мне предстояло отдыхать, отдыхать и снова отдыхать. Матье торжествовал. Жозефина, которой я сообщил новость по телефону, тоже. И только Пандору известие о моем скором отъезде опечалило.

– Я буду по вас скучать, – сказала она мне.

Матье предстояло уехать на следующий день, чтобы вовремя сдать сессию. «Пандора согласилась провести экспертизу портрета?» – спросил я у него. У меня сложилось впечатление, что за время пребывания в «Ландифер» Матье своим очарованием заставил баронессу изменить мнение. Но сын так и не ответил мне на вопрос.

Во время последнего ужина Матье меньше блистал начитанностью, красноречием, больше демонстрировал свою чувствительность. Расспрашивал баронессу о ее прошлом, о семье. Она отвечала охотно, опуская утомительные подробности. Она рассказала нам о своей жизни, начав с замужества.

Урожденная Пандора Альбрицци, не успев еще избавиться от итальянского акцента, на острове Маврикий в девятнадцать лет вышла замуж за наследника семьи Ландифер, у которой здесь было огромное поместье и сахарный завод. Замкнутый клан белокожих маврикийцев, заправлявший на острове, принял ее не сразу. Ее сыновья засыпали под назойливые напевы «сега», которые местные жители заводили на пляже с наступлением ночи. Они выросли в тени дома в колониальном стиле, затерянного в тропическом раю меж гор с выразительными названиями Пещера лани, Бель Маре, Черная скала, Перченая гора.

До войны, еще будучи молодой, она несколько лет прожила в Стране Басков, на вилле с фахверковыми стенами, из которой открывался видна пляж «Комната любви» в Биаррице. За рулем «Bugatti» после костюмированного бала в замке Арканг или на Вилла Бельца Пандора со своей бандой отправлялась кататься по горным туманным дорогам вдоль испанской границы. Они почти даром роскошно ужинали в контрабандистских постоялых дворах, именуемых ventas, и мертвецки пьяные возвращались домой на рассвете. То была прекрасная эпоха постоянных праздников, когда шампанское лилось рекой, а игорные столы в казино никогда не пустовали.

Когда началась война, жизнь Пандоры, как и многие другие жизни, изменилась. Эдуарда Ландифера, ее супруга, который присоединился кдвижению Сопротивления, арестовали в Париже и выслали. Он умер от тифа в концентрационном лагере незадолго до освобождения. Оставшись тридцатилетней вдовой с тремя сыновьями на руках, старшему из которых было десять, Пандора должна была начать все с чистого листа.

В перевернутом вверхдном Париже, обезображенном страданиями и смертью, Пандора Ландифер взяла судьбу в собственные руки, хотя прежде никогда не работала. Оставив сыновей на попечение няни, которая присматривала за ними еще на Маврикии, она успела поработать продавщицей вунивермаге, компаньонкой, учительницей итальянского, моделью для художников, воспитательницей в детском садике, манекенщицей у знаменитого кутюрье. Свою новую роль она играла энергично и естественно. Семейство Ландифер недоумевало, как вдова Эдуарда может вести себя подобным образом. Даме ее ранга больше приличествовало страдать в тишине и оставаться в тени, словно она – принявшая постриг монахиня.