Это было весьма уместно зимой, когда солнца днем почти не бывало, но Маристе не нравилось, что вещи пропитываются кухонным запахом.

Когда Ханна расправила сюртук, девушка подумала, что у него типично французский покрой и сшит он явно из дорогого материала.

Веревка провисла под тяжестью мокрого сюртука, и Мариста помогла Ханне натянуть ее крепче.

— И теперь с него будет капать в мои горшки и кастрюли! — проворчала Ханна.

Словно в подтверждение ее слов послышалось шипение капель, падающих на плиту.

— Я надеюсь, что это не займет много времени, — смиренно молвила девушка, — но так или иначе, когда он немного подсохнет, его можно будет перенести в сад.

Одежда Энтони наверняка в таком же состоянии, и чем быстрее все высушить, тем лучше.

Мариста вышла из кухни и поднялась наверх, где находились три спальни: Летти, Энтони и ее.

Когда родители были живы, Мариста и. Летти занимали одну комнату, а потом Мариста переселилась в спальню отца и матери.

Ханна ютилась в небольшой комнатке рядом с кухней, и единственная свободная спальня в доме была на чердаке, куда Энтони и поместил мистера Толмарша.

Мариста тихо вошла в спальню Энтони.

Как она и ожидала, он крепко спал, а его одежда валялась на полу.

Девушка собрала ее и, выходя из комнаты, так же тихо прикрыла за собой дверь.

Она шла по коридору, держа мокрую одежду на вытянутых руках, чтобы не испачкаться самой, когда услышала, как кто-то спускается по узкой лесенке с чердака.

Девушка остановилась и, повернувшись, оказалась лицом к лицу с Эдвардом Толмаршем.

Он был темноволос, не очень высок, и, если бы Энтони не сказал, что он англичанин, его можно было легко принять за француза.

— Доброе утро!

— Полагаю, вы — мисс Рокбурн, — поклонился он.

— Давайте поговорим внизу, — прошептала Мариста. — Мои сестра и брат еще не проснулись.

— Да, конечно.

Пропустив Маристу вперед, он пошел следом за ней на первый этаж.

В холле она сказала ему:

— Вы идите в гостиную — это комната справа, — а я попрошу Ханну приготовить вам что-нибудь на завтрак.

Мариста поспешила на кухню и, положив одежду Энтони на пол перед печью, сообщила Ханне:

— Джентльмен, который остановился у нас, сейчас в гостиной. Ты приготовишь ему завтрак, пока я накрою на стол, хорошо?

После этого она вернулась в гостиную.

Мистер Толмарш стоял у окна, глядя на море.

— Вы, наверное, очень устали, — молвила Мариста. — А Энтони, я уверена, будет спать до ленча.

— За меня не беспокойтесь, — ответил он. — Однако, я надеюсь, ваш брат сказал вам — никто не должен знать, что я здесь.

— Да, он говорил, что вы хотите сохранить ваш приезд в секрете, — подтвердила Мариста. — И нам так лучше. Во всяком случае, не будет лишних расспросов и сплетен.

Мистер Толмарш посмотрел на Маристу, и его взгляд немного смутил ее.

Желая быть с ним любезной, она вежливо произнесла:

— Для вас и вашей семьи, наверное, было ужасно попасть во французскую тюрьму.

— Да, это было весьма неприятно.

Он говорил медленно, немного растягивая слова, словно хотел придать особое значение сказанному.

— А что ваши отец и мать? Удастся ли и им совершить побег? — поинтересовалась Мариста.

Мистер Толмарш покачал головой.

— Боюсь, это невозможно.

— Надеюсь, война скоро кончится, и они тоже вернутся в Англию.

— Я тоже надеюсь.

Оба надолго умолкли.