|
“Серьезную и не всегда безобидную вражду… обычно сеял Коба, – вспоминает Иремашвили, оставшийся на стороне Девдориани. – Коба считал, что рожден быть лидером, и не терпел никакой критики. Образовалось две партии – одна за Кобу, вторая против”. Такая ситуация повторялась всю его жизнь. Он нашел наставника поавторитетнее: вновь сблизился с вдохновлявшим его Ладо Кецховели из Гори – того успели выгнать и из Тифлисской, и из Киевской семинарии, арестовали и теперь отпустили. Сосо никого так не уважал, как Ладо.
Его наставник познакомил своего младшего друга с пламенным черноглазым Сильвестром Джибладзе, Сильвой, тем самым легендарным семинаристом, что избил ректора. В 1892 году Джибладзе вместе с элегантным аристократом Ноем Жорданией и другими основали грузинскую социалистическую партию “Третья группа” (“Месаме-даси”). Теперь эти марксисты вновь собрались в Тифлисе, получили в свои руки газету “Квали” и принялись сеять семена революции среди рабочих. Джибладзе пригласил подростка на квартиру к Вано Стуруа, который вспоминает, что “Джибладзе привел неизвестного юношу”. Желая принять участие в работе, Сталин обратился к влиятельному лидеру группы, Ною Жордании. Он пришел в редакцию “Квали”, где были напечатаны его последние стихи. Жордания, высокий, с “изящным, красивым лицом, черной бородой… и аристократическими манерами”, покровительственно порекомендовал Сосо еще поучиться. “Подумаю”, – ответил дерзкий юноша. Теперь у него появился враг. Сталин написал письмо с критикой Жордании и “Квали”. Газета отказалась напечатать его, после чего Сталин говорил, что редакция “целыми днями сидит и не может выразить ни одного достойного мнения!”. Ладо также претила мягкость Жордании. Вероятно, именно Ладо ввел Сталина в кружки русских рабочих, которые как грибы вырастали вокруг тифлисских мастерских. Они тайно встречались на немецком кладбище, в домике за мельницей и около арсенала. Сталин предложил снять комнату на Святой горе. “Там мы нелегально собирались один, иногда два раза в неделю в послеобеденные часы – до переклички”. Аренда стоила пять рублей в месяц – участники кружка получали от родителей “деньги на мелкие расходы” и “из этих средств… платили за комнату”. Сталин начал вести “рукописный ученический журнал на грузинском языке, в котором освещал все спорные вопросы, обсуждавшиеся в кружке”: этот журнал в семинарии передавался из рук в руки7. Из школьника-бунтаря он уже превращался в революционера и впервые попал в поле зрения тайной полиции. Когда другой марксистский активист Сергей Аллилуев, квалифицированный железнодорожник и будущий тесть Сталина, был арестован, его допрашивал жандармский капитан Лавров. Он спросил: “Грузин-семинаристов знаете?”8
Романтический поэт становился “убежденным фанатиком” с “почти мистической верой”, которой он посвятил свою жизнь и в которой никогда не колебался. Но во что он на самом деле верил? Предоставим ему слово. Сталинский марксизм означал, что “только революционный пролетариат призван историей освободить человечество и дать миру счастье”, но человечество претерпит “много мытарств, мучений и изменений”, прежде чем достигнуть “научно разработанного и обоснованного социализма”. Стержень этого благотворного прогресса – “классовая борьба”: “краеугольным… камнем марксизма является масса, освобождение которой… является главным условием освобождения личности”. Это учение, по словам Сталина, – “не только теория социализма, это цельное мировоззрение, философская система”, подобная научно обоснованной религии, адептами которой были юные революционеры. |
