|
Однажды друзья Сосо беседовали в Пушкинском сквере у Эриванской площади. К ним подбежал один из учеников и сообщил, что Абашидзе – опять! – проводит обыск у Джугашвили. Они помчались в семинарию и увидели, что инспектор взломал ящик Сталина и нашел там нелегальные книги. Он схватил их и гордо понес свои трофеи по лестнице на второй этаж. Тогда один из учеников, Васо Келбакиани, подбежал к Абашидзе и толкнул его – тот едва удержал книги. Но Черное Пятно дал храбрый отпор. Семинаристы набросились на него и вышибли книги у него из рук. Тут подбежал Сталин, подхватил книги и бросился наутек. За это ему запретили выходить из семинарии, а Келбакиани исключили. Но, как ни странно, успеваемость Сосо улучшилась: по большинству предметов он получил “очень хорошо” (четверки) и пятерку по логике. Он по-прежнему с удовольствием ходил на уроки истории. Учителем истории был Николай Махатадзе; из всех семинарских преподавателей Сталин восхищался только им. Он так любил Махатадзе, что впоследствии спас ему жизнь[43].
Тем временем Черное Пятно потерял контроль над Сталиным, но не мог перестать преследовать мятежника. Дело близилось к развязке. Однажды монах подкрался к Сталину и застал его за чтением очередной запрещенной книги. Он накинулся на Сосо и отнял у него книгу, но Сталин попросту вырвал ее у него из рук, к немалому удивлению других учеников. После этого он продолжил чтение. Абашидзе был изумлен. “Как, ты меня не видишь?” – вскричал он. Сталин протер глаза и ответил: “Как же, вижу какое-то черное пятно”. На этот раз он хватил через край. Черное Пятно, должно быть, мечтал, чтобы кто-нибудь помог ему отделаться от этого буйного семинариста. Был почти конец учебного года. Сталин получил последний выговор 7 апреля – за то, что не поздоровался с учителем. Через два дня семинарию распустили на каникулы. Сталин в нее больше не вернулся. В мае 1899 года в журнале появилась лаконичная запись: “Увольняется… за неявку на экзамены”. Как всегда со Сталиным, все было не так просто3.
Сталин позднее бахвалился, что был “вышиблен… за пропаганду марксизма”. Но, возможно, Черное Пятно докопался до кое-чего более пикантного, чем грубые выходки в церкви или марксистский кружок в городе. Ученики, у которых карманных денег водилось больше, чем у Сталина, снимали комнаты на Святой горе, для того чтобы проводить заседания кружка вольнодумного чтения. Но не будем забывать, что это были грузинские юноши, для которых любовные похождения были предметом особой гордости; вполне вероятно, что в этих же комнатах устраивались вечеринки с вином и девушками. Священники, особенно инспектор Черное Пятно, подобно английским школьным директорам, прочесывали и город, чтобы вылавливать своих подопечных в театрах, кабаках и притонах. Когда Сталин не учился, он, вероятно, пил и распутничал. Возможно, он навлек на себя более крупные неприятности, когда был в Гори на каникулах. Было ли это связано с влюбленностью в девочку Чарквиани? Он никогда не забывал ее, вспоминал и в старости. Много лет спустя он помнил и другую горийскую девушку – Лизу Акопову. В 1926 году он пробовал узнать о ее судьбе – это наводит на мысль, что они были близки. Она написала ему письмо: “Клянусь клятвой родной сестры, что я очень рада за то внимание, которое Вы оказали и справились о нас. <…> Я та, которая… была сестрой, неразделимым другом твоей матери. Если помните, когда Вы были сосланы в Сибирь, я посылала Вам разные посылки… эта самая Лиза из города Гори есть я”. Это письмо было довольно рискованным для 1920-х годов – но далеко не таким рискованным, как другое, которое Сталин получил в 1938-м. Некая женщина писала Сталину о своей племяннице Прасковье Михайловской, Паше, якобы дочери Сталина, родившейся в 1899-м. “Если вы помните Вашу юность и раннюю молодость (а это никогда не забывается), то Вы, конечно, помните маленькую черноглазую девочку, которую звали Пашей”. |
