|
Едва мальчик к ней вернулся, как Жанна прежде всего стала преподавать ему историю их дома. Она не замечала, что он все время жмется к хорошенькой фрейлине или, как в Пиренеях, босиком выбегает играть на улицу, влекомый любопытством к девочкам, этим столь загадочным для него созданиям. Но Жанна не видела действительной жизни, она жила мечтами, как это бывает у слабогрудых женщин. Королева сидела в своих покоях, одной рукой обхватив Генриха, который охотнее резвился бы, как козленок, другой прижимая к себе его сестричку Екатерину. Жанна нежно склоняла голову с тускло-пепельными волосами между головками обоих детей. Лицо у нее было тонко очерченное, узкое, бледное, брови страдальчески хмурились над темными глазами, лоб уже прорезали первые морщины, и углы рта слегка опустились. - Мы скоро поедем в Париж, - сказала она. - Наша страна должна стать обширнее. Я хочу прибавить к ней испанскую часть Наварры. Маленький Генрих спросил: - А почему же ты не возьмешь ее себе? - И тут же поправился: - Пусть папа ее завоюет! - Наш король дружит с королем испанским, - пояснила мать. - Он даже позволяет испанцам вторгаться к нам. - А я не позволю! - тотчас воскликнул Генрих. - Испания - мой враг и врагом останется! Оттого что я тебя люблю! - пылко добавил он и поцеловал Жанну. А она пролила невольные слезы, они текли на ее полуобнаженную грудь, к которой, словно желая утешить мать, прижался маленький сын. - Неужели мой отец всегда слушается только короля Франции? Ну, уж я-то ни за что не стану! - вкрадчиво заверил он мать, чувствуя, что ей эти слова приятны. - А мне можно с вами ехать? - спросила сестричка. - Фрейлину тоже надо взять, - решительно заявил Генрих. - И наш папочка там с нами будет? - спросила Екатерина. - Может быть, и будет, - пробормотала Жанна и поднялась со своего кресла с прямой спинкой, чтобы не отвечать на дальнейшие расспросы детей. ПУТЕШЕСТВИЕ Несколько времени спустя королева перешла в протестантскую веру. Это было немаловажное событие, и оно отозвалось не только на ее маленькой стране, которую она по мере сил старалась сделать протестантской; оно усилило боевой дух и влияние новой религии повсюду. Но сделала это Жанна по той причине, что ее супруг Антуан и при дворе и в походах брал себе все новых любовниц. И так как он был сначала протестантом, а потом, по слабости характера, снова вернулся в лоно католической церкви, то она сделала наоборот. Может быть, она переменила веру и из подлинного благочестия, но главное, чтобы бросить вызов своему вероломному супругу, двору в Париже, всем, кто обижал ее или становился поперек дороги. Ее сын когда-нибудь станет великим, но лишь в том случае, если он поведет за собой протестантские полки, - материнское честолюбие давно ей это подсказало. Когда, наконец, наступило время отъезда в Париж, обняла Жанна своего сына и сказала: - Мы едем, но ты не думай, будто делается это ради нашего удовольствия. Ибо мы отправляемся в город, где почти все - враги нашей веры и наши. Никогда не забывай об этом! Тебе уже семь лет, и, ты вошел в разум. Помнишь ли, как однажды мы уже являлись ко двору? Ты был тогда совсем крошка и, пожалуй, забыл. А отец твой, может быть, и вспомнил бы, да слишком у него память коротка и слишком многое он порастерял из того, что было когда-то. Жанна погрузилась в горестные думы. Генрих потянул ее за рукав и спросил: - А как тогда было при дворе? - Покойный король еще здравствовал. |
