|
Четверо обернулись на него резко, как ужаленные. Костя ловко провернул свой «макаров» на пальце и убрал его в плечевую кобуру. – Сдурел?! – в глубоком изумлении спросил Белый. – Я в потолок собирался, – объяснил Костя. – В случае чего. Так, для отрезвляющего эффекта. – Если ты в прошлой жизни действительно воевал, – сообщил Белый, – то армию твою били все, кому не лень. – Остынь, а? – попросил Костя. – Ты бы себя видел минуту назад. Я думал, сейчас на самом деле война начнется. – Ни малейшего шанса, – отрезал Белый. – Я себя контролирую. Я просто за Сан Сеича обиделся. – Почему? – удивился Костя. – Мало ли, зачем он ушел… Может, еще вернется. – Пирамидон – это таблетки, – вступил Гош невпопад, но примирительным тоном. – Кажется, анальгетик, то есть от боли. По-моему, конкретно от головной. А Кальдерон – это такой очень древний европейский автор, прославившийся небольшой пьесой с символическим названием «Жизнь есть сон». Вот. Если кто-то хочет послушать лекцию про анальгетики – милости прошу. Ну и что, мне теперь застрелиться? Белый, ну как ты не можешь понять… – Блюма Вульфовна, – попросил Белый, – заткните фонтан. Хотя бы на время. Ну зачем ты это сказал, дурачина? Ты что, забыл, кто такой Сан Сеич? Или ты нарочно – проверить хотел? Гош на секунду задумался, потом отчего-то через плечо глянул в сторону двери, за которой исчез пожилой мужчина. И вздохнул. Подумал о том, что вздыхает теперь ежеминутно – столько поводов для этого находится. – Само вырвалось, – признался Гош. – У меня всегда само вырывается. У тебя – нет, что ли? – У меня и не такое вырывается. А ты бы мог все-таки хоть немного думать, прежде чем молоть языком. – Да, может, он этой книги в принципе не читал! – Это учебник-то? «Психопатология»? – Не так. «Патопсихология». М-да. Нехорошо получилось. Вот обида, я ведь на самом-то деле хотел вам про Евлампия Феофилактовича Говно рассказать…. Объездчики коротко хохотнули, но как-то уже без огонька. То ли Евлампий Говно показался им персонажем менее ярким, чем Блюма Вульфовна, то ли просто разговор подобрался слишком близко к тому, что составляло главную проблему каждого из них. Кроме Георгия Дымова, который, похоже, с именем своим уже свыкся. * * * На утренней дойке заспанный Гош работал вяло. Но на вечерней проявил усердие и неожиданно почти догнал объездчиков. – Немного еще подучишься и обставишь любого из нас, – заверил его Цыган. – И не забывай, что старый опытный цыганский дояр всегда готов с тобой поделиться секретами мастерства. Всего за десять баксов. Молодец, Гошка. Умелые руки… – За последние два слова он запнулся языком, и на лице его неожиданно заиграла улыбка совсем другого толка. – Слушайте, Регуляторы! – повернулся он к объездчикам, переливающим молоко из ведер в бидоны. – Мы, конечно, не настоящие индейцы, а даже совсем наоборот. Но! Что нам стоит учинить набег на близлежащие вигвамы и умыкнуть себе по хорошенькой скво? Большой от неожиданности чуть не уронил ведро. |
