Атмосферные вихри Дракаази сменила болезненная пустота Ока Ужаса. Не лучшее место, чтобы болтаться здесь одному, но все же менее опасное, чем Дракаази. Аларик мог, если понадобится, годами пребывать в полусне, мозг его отключался на это время, поддерживались лишь самые основные жизненные функции. После Дракаази вполне можно потратить хоть несколько лет на то, чтобы хорошенько все обдумать.

Едва Аларик включил главные двигатели на полный ход, небо над Вел'Сканом лизнул огромный язык рыжего пламени. Это был дворец Эбондрака, наконец-то обрушившийся в шквале огня. Эбондрак, вероятно, погиб.

Аларик не почувствовал от этого никакого удовлетворения.

Шум планетарной атмосферы стих, и Аларик навсегда покинул Дракаази.

Раэзазель Лукавый слизнул кровь с лица Дорваза. Вокруг него на палубе «Молота Демонов» лежали сотни растерзанных окровавленных трупов гатранцев. Он налетел на них, будто смерч, в их крохотных, ограниченных умишках остался один лишь страх, а потом Раэзазель коснулся их, и наступила тишина.

Он скользил по коридорам и палубам корабля. Они были привычными, как одно из его собственных обличий, как удобное облачение из плоти: святилища и надписи, сделанные пилигримами, не понимавшими, что служат делу Хаоса; само строение корабля, в котором уже было ловко заложено обращение к Богу Лжи; его запахи и ощущения.

«Гекатомба» сгорела, чары, наложенные на его тюрьму, разрушились, и Раэзазель оказался на свободе. Он был жестоко наказан Веналитором, но все же Раэзазель оставался демоном, детищем варпа, и он все еще был опасен. Он проплыл над улицами Вел'Скана, наслаждаясь войной, поразившей город, и отыскал «Молот Демонов» там же, где и оставил его, в полуослепшем черепе. Пробраться на борт было просто. Перебить гатранцев оказалось сложнее, поскольку Раэзазель давно не практиковался, но было так славно снова быть свободным, так приятно убивать. Скоро он опять набьет на этом руку.

Раэзазель скользил по палубам к капитанскому мостику. По дороге гатранцы пытались сражаться с ним, но ужас ослеплял людей, когда он бил их в живот своими щупальцами или извлекал кривые золотые ножи, чтобы разрезать их на части. Большинство из них он высасывал досуха, оставляя лишь пустую оболочку, похожую на сброшенную кожу ящеров. Некоторых вплавлял в священные стены «Молота» или выворачивал наизнанку.

Он был теперь сильным. Свободным от своих уз. Одно обличье пришло в негодность, но зато появилась сотня новых. Он был великолепен. Он был воплощением самой Лжи.

Мостик был перед ним. Раэзазель расплавил взрывоустойчивую дверь, превратив ее в лужу жидкого золота.

Внутри находилась великолепнейшая коллекция разумов, какой Раэзазель не видывал уже много столетий.

Они верили.

Он попробовал их веру на вкус. Они верили в религию, основанную на остатках культа самого Раэзазеля: обрывки священных писаний, несвязные воспоминания о паломничестве. Из ничего вдруг появились новые души, поверившие в ложь.

Раэзазель рассмеялся. Просто поразительно. Сами того не желая, обманутые им овечки положили начало целой новой породе обманутых верующих.

Раэзазель принял облик ночного кошмара и ворвался на мостик.

Эрхар схватил автоматический пистолет, лежавший в кобуре под командным пультом. Он стрелял не целясь, поскольку демон, обрушившийся на мостик, был настолько велик, что промахнуться было невозможно.

Он выпустил половину магазина сразу, слыша лишь вопли и звук льющейся крови. Хойгенс исчез в сине-золотой клубящейся массе демона.

Они были уже так близки. Они покинули Дракаази со всеми ее ужасами, и вот теперь такое.

По крайней мере, они почувствовали вкус свободы.