— Трудно сказать, но думаю, что очень значительно. — Лицо Багдасара блестело от пота, будто он только что пробежал несколько миль. Искусство магии — вообще нелегкое занятие, а тем более в такой отчаянной ситуации. Колдун перевел дух и надтреснутым голосом продолжил:

— Столица всегда привлекает к себе самых лучших, в любом виде искусства. Такова природа вещей. Но насколько хорош может быть этот лучший… — Он задумчиво покачал головой. — Во всяком случае он гораздо сильнее, чем я себе представлял, это можно сказать наверняка.

— А в результате мы остались без флотоводца, лучше которого для действий против столичного флота нам не найти, — пробормотал Маниакис. — Даже в самом Видессе.

Услышав его слова, капитаны, которые не могли оторвать глаз от мертвого тела, очнулись и вернулись из мира иного в мир живущих — мир наград, званий и продвижения по службе. Тиберий сделал полшага вперед, будто намекая, что подходящего человека найти не так уж трудно. В общем-то он был прав. Но Маниакису очень не хотелось ставить иподрунгария во главе всех своих сил на море. Он подозревал, что тот перешел на его сторону из соображений простой выгоды. Кроме того, назначение Тиберия могло вызвать среди остальных капитанов с Ключа недовольство, смешанное с ревностью.

Поэтому он сказал:

— Фракс! Ты будешь командовать действиями против флота Генесия. Тиберий! Ты остаешься иподрунгарием, но иподрунгарием всего моего флота, а не только флотилии с Ключа. А чтобы разница была понятнее, я повышаю тебе жалованье на один золотой за два дня. Прямо с этого момента.

— Ты слишком добр ко мне, величайший! — с энтузиазмом воскликнул Тиберий и поклонился, согнувшись едва ли не пополам.

Если он и затаил обиду, посчитав себя обойденным, то скрыл ее очень умело. Но, зная Тиберия уже довольно хорошо, Маниакис сомневался, что тот достаточно искусный актер для того, чтобы так ловко притворяться. А если он опять влез в долг к Курикию, то солидная надбавка к жалованью ему более чем кстати. Вот и еще одна проблема решена, подумал Маниакис.

— Пора выступать, — сказал он. — Только свергнув Генесия, мы сможем быть уверены, что возмутительные убийства вроде нынешнего перестанут происходить во всех уголках империи по мановению руки грязного, злобного и жестокого чудовища. Клянусь Господом нашим, досточтимые господа, мои храбрые капитаны, я всего лишь человек, и ничто человеческое мне не чуждо; совершенны лишь великий Фос и его солнце. Но бояться этого, — Маниакис указал на тело Эринакия, — пока я буду на троне, вам не придется.

Все разразились приветственными криками, гораздо более громкими, чем он ожидал; быть может, они таким образом изгоняли страх, овладевший ими, когда Эринакий был злодейски убит на их глазах. Повинуясь знаку Маниакиса, офицеры и матросы начали подниматься на борт своих кораблей.

Как только Маниакис ступил на палубу «Возрождающего», он спросил Багдасара:

— Как нам защитить себя, если Генесий снова прикажет этому магу-убийце напасть на нас?

— Я думаю, у нас есть несколько дней в запасе, прежде чем опять возникнет повод для беспокойства. Меня до сих пор шатает от усталости, хотя я всего лишь пытался противостоять злым чарам. А тот, кто наводил их на таком большом расстоянии, сейчас наверняка еле жив. Ему потребуется время, чтобы прийти в себя, прежде чем он снова решится произнести хоть одно заклинание.

Маниакис некоторое время обдумывал услышанное. Да, пожалуй. Именно так можно объяснить довольно долгий промежуток времени между первым нападением на него в Опсикионе и вторым — здесь, на Ключе.

— Значит, можно предположить, что в распоряжении Генесия остался один-единственный маг? — задал он следующий вопрос.