За ними
потянулись сюда и бабы. Всех встревожила весть о новом господском приказе.
Надобно было решить, что делать дальше, если половину сельца господская воля хочет заслать на завод. Все знали судьбу "ровщиков" руды,
углежогов и плавильщиков - обратно их к пашне не отпускали, а самовольно ушедших ожидали плети и дыба.
Мужики расположились на бревнах. Часть сидела прямо на кочках. Между мужиками шныряли ребятишки, затеяв возню из-за щепок. Впереди на пне
сидел Самолка Олимпиев, - он приторговывал, скупал у крестьян пеньку и лен и возил на ярмарку в Каширу и Серпухов.
Самолка гордился своей мошной, многие ему из года в год должали, а потому он считал себя вправе поучать других. Закатив глаза под лоб и
водя рукой по воздуху, он с растяжкой говорил, что "не след противиться господскому приказу, что за непослушание и огурство <Огурство -
упрямство, леность, отлынивание от работы.> по шерстке не погладят, а все одно на заводы приволокут в железах, только сперва изобьют палками".
- Как ездил я на ярмонки, сам слышал, что в деревнях и Мокроусовой, и Дубле, и Соломыковой, тако ж было, и ничего крестьяне упорством не
добились, а только еще невинные пострадали.
Первыми дали ему отпор бабы. Перебивая друг дружку, кричали:
- Ужо закатил глаза, запел свою песню. Чего бахары <Б а х о р и т ь - болтать, бахвалиться.> разводишь?
Тебе-то что? Тебя на завод не засылают, тебе и не беспокойно. Ты живот растишь и на господскую сторону хочешь весь сход погнуть.
- Нам Самолку слушать не след, - поддерживали крестьяне, сидевшие на верхних бревнах. - Ты с приказчиком в думе и не по его ли научению
поешь?
Пускай Самолка помолчит. Послушаем, что скажут те, кого староста вписал в список.
Заговорили другие. Никто не хотел отрываться от пашни, чтобы лезть в сырые рудные дудки <Д у д к и - шахты.> или ходить около плавильных
печей.
- Стойте крепко, чтобы нам с товарищи впредь вконец не погибнуть, голодною смертью не умереть и с детишками своими разоренными не быть.
Ведь по миру все пойдут.
Но голоса робких и осторожных брали верх, и хмурились мужики, раздумье одолевало - что будет?
Споры и крики прекратились, когда прибежал Федосейка Стрелок и, еще задыхаясь от бега, вскочил на пень, столкнув с него Самолку Олимпиева,
и замахал руками:
- Тише, старики! Слушайте, что я проведал.
- Эй, бабы, уймите ребят!
Федосейка оглянулся, точно боялся, что кто-нибудь подслушает.
- Теперь все земли Челюсткина, что иноземец Марселис на время получил, по повелению великого государя передаются боярину Льву Кирилловичу
Нарышкину. А вы слыхивали, кто такой этот боярин Нарышкин?
Братец царицы Натальи Кирилловны. Значит - сила. Захотел он сам заводы железные держать и хозяйничать. Теперь ему нужны мастеровые и
работные люди на заводы - не хватает молотобойцев, и плавильщиков, и латников, и пищальников. Но еще и другие заводчики тоже ищут работников.
Пока Нарышкин еще заводы возьмет да пока еще начнет ими орудовать, Челюсткины хотят на этой продаже поживиться и часть наших крестьян продать
другому заводчику Антуфьеву. Здесь и Челюсткины, и приказчик Меренков думают погреться. А нас голыми угонят на завод и в награду каждому
поставят свежий крест осиновый. |