Ему подумалось, что он слышит слабое бормотание моторов, но потом и оно смолкло.

Упираясь каблуками, плечами, бедрами, он, наконец, пропихнулся наружу и сразу же перекатился по снегу.

Что-то ткнулось ему в ногу: это Черри выталкивала канистру с водой. Слик протянул за канистрой руку, и на тыльной стороне его ладони тут же загорелся красный светлячок. Отпрянув, Слик снова перекатился. Пуля, как гигантский кузнечик, ударилась в стену Фабрики.

И тут в небе вспыхнула осветительная ракета. Пробиваясь сквозь низкие тучи, Пустошь залил яркий белый свет. И сразу стало видно, что на Пустошь, раздув серые бока, опускается беспилотный грузовоз — отвлекающий маневр Бобби. Вот фары грузовоза высветили второй ховер в тридцати метрах от Фабрики, фигуру в капюшоне и с винтовкой...

Первый контейнер с грохотом ударился о землю прямо перед ховером и раскололся, выбросив вверх облако упаковочных пенопластовых шариков. Второй, с двумя холодильниками, возместил неудачу прямым попаданием, смяв ховеру кабину. Превратившееся в бомбардировщик воздушное судно «Борг-Уорд» продолжало изрыгать контейнеры, а ракета, кружась, опустилась на землю и погасла.

Слик продрался обратно сквозь отверстие в стене, бросив воду и спальные мешки.

* * *

Бегом в темноту.

Он потерял Черри. Потерял молоток. Девушка, должно быть, убежала в глубь Фабрики, когда человек в капюшоне сделал свой первый выстрел. Он же и последний, если стрелок угодил под рухнувший с небес контейнер...

Ноги сами собой привели Слика к пандусу, ведущему в каморку, где ждали его машины.

— Черри?

Он включил фонарик.

В круге света возник однорукий Судья. А перед Судьей стояла фигура с отбрасывающими свет зеркалами на месте глаз.

— Сдохнуть хочешь? — спросил женский голос.

— Нет...

— Гаси свет.

Темно. Бежать...

— Я вижу и в темноте. Ты только что засунул свой фонарик в карман куртки. И вид у тебя такой, будто тебе все еще хочется побегать. Ты у меня на мушке.

Бежать?

— И не думай об этом. Видел когда-нибудь игольник «Фудзивара Эйч-Хи»? Стоит игле попасть во что-то твердое, она взрывается. А если попадет в мягкое — например, в тебя, приятель, — войдет внутрь и тоже взорвется. Через десять секунд.

— Почему?

— Чтобы у тебя было время над этим подумать.

— Ты с теми парнями, что снаружи?

— Нет. Это вы сбросили на них печки и прочую срань?

— Нет.

— Значит, Ньюмарк. Бобби Ньюмарк. Сегодня вечером я заключила сделку. Я сведу кое-кого с Бобби Ньюмарком, и досье на меня испарится. А ты мне покажешь, где найти этого Ньюмарка.

Глава 39

СЛИШКОМ МНОГО ВСЕГО

И что же это, в конце концов, за место такое?

Дошло уже до того, что Мона перестала находить утешение в воображаемых советах Ланетты. Окажись Ланетта в подобной ситуации, решила Мона, она просто глотала бы черный «Мемфис» [Прессованный в таблетки опиум.] горстями до тех пор, пока не почувствовала бы, что все их проблемы ей до лампочки. У мира никогда еще не было так много движущихся частей и так мало этикеток для них.

Они ехали всю ночь, Энджи по большей части — в отключке. Теперь Мона определенно была готова поверить болтовне о наркотиках — актриса все говорила и говорила... на разных языках, разными голосами. И это было хуже всего — голоса, потому что они обращались к Молли, дразнили ее, вызывали на что-то, а она им отвечала, не отрывая глаз от дороги, и совсем не так, как если бы разговаривала с Энджи, стараясь успокоить ее, а скорее — будто тут действительно был кто-то другой. Голосов, которыми говорила Энджи, было три, не меньше.