Луф не переживал, Юсуф с Хамидом тоже. Но самопальный вооруженный блокпост на дороге в Хайму – это было ново: свидетельство безвластия, выгодного Салеху. Родня Мохтара считала, что Салех нарочно пытается дестабилизировать страну – доказать, что Йемену без него никуда.
Вооруженные люди листали документы, а Юсуф объяснил Мохтару, что здесь ищут представителей противника. Произошло убийство, люди жаждут возмездия. Будь у кого-нибудь из пассажиров фургона фамилия вражеского рода, им было бы несдобровать.
– Не переживай. Мы тут ни при чем, – сказал Юсуф.
Вскоре документы им вернули, Хамид поехал дальше, и все в фургоне вели себя так, будто ничего особенного и не случилось.
Они въехали в Хайму, на бензоколонке «Абу Аскр» резко свернули направо – Мохтар и не заметил, что там дорога, – и спустились в долину. Грунтовка была каменистая, ухабистая и вся в выбоинах. Мохтар треснулся макушкой о потолок, хмыкнул – бывает, что уж – и треснулся опять. Раз десять. Чтобы не биться головой об окно, пришлось себя заклинить – одной рукой упереться в потолок, другой в стенку. Стройной стратегии шофер, очевидно, не выработал. Временами давил на газ, будто хотел прорваться сквозь бездорожье побыстрее, и гори оно все, но потом сбрасывал скорость и трюхал по ямам и рытвинам, как верблюд.
Мохтара мутило, жара стояла нестерпимая, и пора было остановиться – остановиться хотелось отчаянно, хотя в фургоне они провели всего-то два часа. Но надо было делать вид, будто для него это все обычное дело. Он же какой-то невнятный представитель Института качества кофе, или Агентства по международному развитию, или того и другого – предполагается, что он по таким дорогам уже наездил тысячи миль. За каждым поворотом открывался роскошный вид: иззубренные темно-серые скалы, исполосованные невероятными террасными садами. Архитектура простая – бежевые и белые саманные дома, прочные и ухоженные, зачастую ютились на неприступных горных пиках и грядах. Ниже деревень склоны холмов зеленели – видимо, кофе, решил Мохтар.
– Там в основном кат, – сказал Юсуф.
Десять лет назад восемьдесят пять процентов всех посевов составлял бы кофе, объяснил он. А еще двадцатью годами раньше – сто процентов. Но с каждым годом кат отъедает все больше земли.
Они миновали крошечные деревеньки, и всякий раз приходилось сбрасывать скорость до пешеходной; местные высыпали из домов и подходили, интересовались, что творится, что это за люди.
Мохтар и Луф были одеты строго, явно по-городскому, и деревенские считали, что они оба из ООН, или из АМР, или еще из какой международной организации.
Так фургон проехал с полдесятка деревень и прибыл в Бейт Алам, где Хамид затормозил окончательно. До полудня далеко, а воздух уже прогрелся до девяноста градусов.
Мохтар выбрался из машины, сощурился на солнце и увидел, что вокруг столпились несколько десятков деревенских. И тут они запели.
Мир тебе, досточтимый гость, – пели они. – Добро пожаловать в Бейт Алам, где полноводны наши реки, а плоды созрели для тебя! Племя аль-Хамдан приветствует всех, кто с миром ступает на его землю.
Пели они замиль – приветственную песню, традиционную для йеменских деревень; в каждой деревне она своя и обычно редактируется под конкретного гостя и случай. Мохтар улыбнулся и поблагодарил, а деревенские, допев, выстроились в шеренгу. Старейшина пересчитал их по головам.
– Что происходит? – спросил Мохтар у Хамида.
– Лотерея. Решают, у кого в доме ты будешь гостить, – ответил тот.
– Пойдем, – сказал Юсуф и взял Мохтара за руку.
Следом за ним Мохтар по крутому склону поднялся на холм. Несколько сот каменных ступеней привели их на террасы, и так Мохтар впервые оказался на настоящей кофейной плантации. |