Люди в кузове засмеялись.

И Мохтар рассказал – соткал историю кофейных фермеров Хаймы и Буры, поведал о том, как объединял их, обучал, надеялся доказать, что йеменский кофе достоин числиться среди лучшего кофе на планете. Весь мир пьет кофе, но кофе зародился здесь, сказал Мохтар. Этим нужно гордиться. Мир должен об этом знать. У нас есть шанс сделать кофе великим, показать всем, что у нас тут не только гражданская война, беспилотники и кат.

Когда он договорил, никто не произнес ни слова. Непонятно, услышал ли Кожаный, услышал ли хоть кто-нибудь. Тут ветер взвыл, и они загрохотали по разбитой дороге, набирая скорость на пути к внезапному концу.

Глава 35

Ласковая рука

Грузовик остановился и закачался вправо-влево – это люди выпрыгивали из кузова. Кто-то – чья-то ласковая рука – взял Мохтара за локоть.

– Осторожнее, – сказал мужской голос. Дружелюбный голос, ласковый, как и рука, что ему помогала. – Слезайте.

Мохтар сошел на улицу.

– Вот сюда, – сказал ласковый голос.

Мохтар сообразил, что не умер и, возможно, не умрет. Этот новый голос – что это за новый ласковый голос? Возможно ли, что этот человек ласково ведет Мохтара на смерть? А Кожаный где?

– Вверх по лестнице, – сказал ласковый голос.

Мохтар взобрался по лестничному маршу, и его провели по коридору, а затем в дверь. Даже в повязке на глазах он почувствовал, как переменился свет. Вокруг темно. Мохтар вздрогнул от гнилостной вони. Воздух был густ и влажен от человеческого пота, запаха немытых людей, застоялой мочи и фекалий.

Повязку сняли, и Мохтар огляделся. Он очутился в тесной комнатушке с толпой грязных мужчин. За спиной закрылась стальная решетка. Мохтар попал в обезьянник отдела полиции.

К нему бросился Ахмед.

– Где Садек? – спросил Мохтар, но тут увидел, что и Садек здесь, у Ахмеда за плечом.

– Я с тобой ехал всю дорогу, – сказал Садек.

Он тоже был в фургоне.

Мохтар нащупал деньги под ремнем. Деньги на месте. За все это время его так никто и не досмотрел. Иначе нашли бы деньги как пить дать. У Мохтара по-прежнему к животу прикручены четыре тысячи долларов.

В обезьяннике сидели еще человек десять, все в обносках. Один спал на цементном полу, весь в человеческих испражнениях. Мужчины справляли нужду где попало. Дышать было нечем. От вони перехватывало горло, слезились глаза.

– А где мы? – шепотом спросил Мохтар.

– В КПЗ, – ответил Ахмед.

Высоко в стене было одно зарешеченное окошко.

Остальные мужчины были, похоже, давно и прочно не в себе. Какие-то пациенты психбольницы из кошмаров. Мохтар вспомнил людей, которых видел на улицах Тендерлойна. В уголке камеры один человек задрал мааваз и присел. Под ним разлилась лужа мочи, ручеек потек к босым ступням Мохтара. Тот попятился и чуть не сбил с ног еще одного узника. Спросил, давно ли все эти люди тут. Узник был такой помятый, что Мохтар ожидал услышать в ответ: «Да уж который месяц», но тот сказал:

– Четыре дня.

«Что, и мы тоже через четыре дня такими станем? – подумал Мохтар. – Четыре дня назад они все были нормальные? Нет», – решил он. Они в тряпье, бубнят себе под нос. Народные комитеты, очевидно, перевезли их сюда, чтоб не путались под ногами во время боев. Иного объяснения нет. Со всего города собрали душевнобольных – обычно-то они ошиваются на улицах – и упрятали сюда ради их же безопасности.

– Я твою бабку отдеру! – завопил сиплый голос.

Кричал старик, босой и слюнявый, – и подобные соображения он потом выкрикивал еще час.