— Она… она на латинском. А почему не на… гуннском?

— Гуннского письменного языка просто не было. Но если ты помнишь то, что учила в школе об Аттиле, то должна знать: он жил заложником за отца и дядю при дворе в Равенне целых четырнадцать лет. Рос вместе с сыновьями королей и принцев. Свободно говорил и писал по-латыни. Подлинная надпись и должна быть на латинском. Даже германцы во времена Аттилы едва лишь начинали развивать свою письменность, а ведь они были уже относительно цивилизованными людьми.

Она положила меч и, заворачивая его в пурпурную ткань, прошептала:

— Миллион долларов.

Танкред пошел к двери, но Гелена его остановила:

— Завтрак будет готов через несколько минут.

— Я только скажу рабочим, чтобы шли домой.

Он быстро спустился вниз, схватил дождевик и шляпу от дождя, затем вышел наружу. Дождь лил не переставая, и Танкред, из-за того, что шел опустив голову, не сразу заметил автомобиль, подкативший по подъездной дорожке к воротам замка.

Рабочие жались к стене, пытаясь хоть как-то укрыться от дождя. Переводчик находился недалеко от дороги, и Танкред окликнул его:

— Скажите рабочим — пусть отправляются по домам!

Дверь лимузина с шумом открылась, наружу выпрыгнул Карапетаржевич, укутанный в плащ.

— Нет, они будут работать! — гаркнул он. — Небольшой дождь никому не повредит.

— Может, они и в состоянии работать в любую погоду, а я — нет, — резко отозвался Танкред.

Карапетаржевич завопил, отдавая приказы на сербском. Крестьяне-поденщики начали рассеиваться. Площадь раскопок выглядела морем грязи, рабочие скользили и падали, но, похватав лопаты, забрались по разбухшим от воды траншеям.

Глава 34

В своей комнате в замке Танкред снял дождевик, тщательно умылся, переоделся в сухую одежду, затем спустился в столовую.

На столе стояли тарелки, но еды не было. Услышав голос в гостиной, Танкред направился туда.

Черный Петер, оставляя на полу грязные следы, расхаживал широкими шагами по гостиной и ругал Гелену на сербско-хорватском.

Танкред бросил быстрый взгляд вокруг. Пурпурного свертка не было. Очевидно, Гелена убрала его.

Черный Петер стремительно повернулся к Танкреду:

— Итак, на сегодня мы имеем мятеж!

— Так уж вышло, что я американец, — заявил Танкред. — Вы не сможете заставить американца работать, если он того не желает, а я не хочу сегодня работать.

— О нет! Зачем работать, когда все идет как по маслу? Я рискую всем — положением, деньгами, будущим — из-за этих раскопок и, выходит, должен их остановить из-за того, что богатый американский писатель не желает мокнуть под дождем?!

— Так в чем дело? — отозвался Танкред. — Все в ваших руках. Хотите продолжать раскопки — хватайте лопату, идите под дождь и копайте! А с меня хватит.

— Пожалуйста, — вмешалась Гелена, — не стоит ссориться…

Черный Петер сердитым жестом приказал ей не лезть в разговор и продолжил:

— Полагаю, вы удовлетворены тем, что уже нашли? — Его губы скривились. — Или вы вообще не собирались сообщать мне об этом?

Быстро миновав Гелену, он обошел кушетку, нагнулся, извлек откуда-то сверток в пурпурной ткани, потом бросил его на кушетку, держась за край материала. Сверток сам развернулся, на кушетке остался меч.

— Магический меч Аттилы, — воскликнул Карапетаржевич, — стоимостью в миллион фунтов стерлингов! — Он схватил его, повернулся и рубанул им воздух. — Достаточно мал, его легко вывезти в чемодане контрабандой. Вы так и собирались поступить?

— Черный Петер, — терпеливо произнес Танкред, — я не любил вас, когда вы были Стивом Драгаром, громкоголосым венгром, и не думаю, что стал любить вас больше в обличье Петера Карапетаржевича, югославского крикуна.