Безрассудное и упорное мужество побуждало шотландцев бросаться в самую гущу сражения, не взвесив предварительно ни своих, ни неприятельских сил, что неизбежно вело к частым поражениям. Мы могли бы умолчать о горестном разгроме при Пинки, если бы в числе десятка тысяч бойцов высокого и низкого звания там не сложил своей головы и Саймон Глендининг из башни Глендеарг, нисколько не опозоривший древнего рода, от которого он вел свое происхождение.
Когда эта печальная весть, наполнившая ужасом и горем всю Шотландию, достигла башни Глендеарг, там жила лишь вдова Саймона, урожденная Элспет Брайдон, почти в одиночестве, если не считать двух батраков, по старости лет не способных ни воевать, ни пахать землю, да беспомощных вдов и сирот бойцов, погибших на поле брани вместе со своим господином. Отчаяние было всеобщим, но что оставалось делать? Монахи, их покровители, были изгнаны из аббатства английскими войсками, которые наводнили всю страну и вынудили к покорности, по крайней мере внешней, все население.
Протектор Сомерсет образовал на месте развалин древнего замка Роксбург сильно укрепленный лагерь и заставил все окрестные земли платить дань, приняв их (как выражались тогда) «под свою высокую руку». Надо сказать, что в стране больше не оставалось никого, кто мог бы сопротивляться, а те несколько баронов, которым высокомерие не позволило примириться даже с видимостью подчинения, вынуждены были скрыться в самые дальние крепости на границе, оставив свои дома и имущество на поток и разграбление англичанам. Победители рассылали вооруженные отряды повсюду, чтобы разорять поборами те земли, владельцы коих отказывались покориться. А так как аббат монастыря и вся братия спрятались в крепости, их земли также подверглись страшному опустошению, ибо никто не сомневался, что они особенно враждебно относятся к союзу с Англией.
Среди английских войск, разосланных для карательных целей, был один небольшой отряд, которым командовал капитан Стоуварт Болтоп, человек, отличавшийся прямотой характера, беззаветной храбростью и великодушием – качествами, свойственными англичанам. Сопротивление карателям было бессмысленно. Поэтому Элспет Брайдон, завидя дюжину всадников, едущих вверх по долине во главе с человеком, в котором легко можно было узнать начальника по красному плащу, блестящим доспехам и развевавшемуся на шлеме перу, не могла придумать лучшего способа самозащиты, чем выйти им навстречу из‑за чугунной ограды под длинной траурной вуалью, ведя за руки двух своих сыновей. Она решила объяснить англичанам свое беззащитное положение, предоставить маленькую башню в их полное распоряжение и просить их о покровительстве. Она высказала все это в самых кратких выражениях и добавила:
– Я покоряюсь, потому что не имею возможности сопротивляться.
– А я, мистрис, по той же причине не прошу вас о покорности, – ответил англичанин. – Мне нужно только одно – уверенность в ваших мирных намерениях. А судя по вашим словам, нет основания в этом сомневаться.
– По крайней мере, сэр, – сказала Элспет Брайдон, – воспользуйтесь запасами наших кладовых и амбаров. Лошади ваши устали, а люди, наверное, хотят подкрепиться.
– Ни за что, ни за что! – отвечал честный англичанин. – Пускай никто не упрекнет нас в том, что мы бражничали, нарушая покой вдовы храброго солдата, оплакивающей своего супруга… Налево кругом! Одну минуту, – добавил он, сдерживая своего боевого коня, – мои солдаты разбрелись во все стороны. Им нужно доказательство, что ваша семья находится под моей защитой. Ну‑ка, малыш! – обратился он к старшему из мальчиков, которому могло быть лет девять или десять. – Дай‑ка мне твою шапочку.
Ребенок покраснел и потупился в нерешительности. Тогда мать, после многих «да ну», и «ах, какой ты!», и прочих ласковых уговоров, с которыми нежные матери обращаются к избалованным детям, наконец стащила у него с головы колпачок и передала его англичанину. |