– Много чести! – воскликнула его жена. – Да такой честью внуки ее будут похваляться, когда ее‑то косточки давно в могиле сгниют. Да как же это? Слыханное ли это дело, чтобы леди Эвенел – и вдруг проживала у вдовы какого‑то церковного вассала?

– Да, меня самого с души воротит, как я об этом подумаю, – ответил Мартин. – Но что прикажешь делать?

Здесь оставаться – помрешь с голоду. А куда пойти – это я, ей‑ей, так же знаю, как любая овца из тех, что я, бывало, пас.

– Довольно об этом, – произнесла леди Эвенел, неожиданно вмешавшись в разговор. – Я отправляюсь в башню. Элспет Глендининг из порядочной семьи, вдова и мать сирот – она даст нам приют, пока мы чего‑нибудь другого не придумаем. Когда бушует гроза, то и под кустом спрятаться все лучше, чем в чистом поле.

– Вот видишь! – обрадовался Мартин. – Кан госпожа‑то рассудила – получше нас с тобой.

– А ей и книги в руки, – отозвалась Тибб, – она в монастыре воспитывалась, все умеет – и шить и вышивать: и зернью и шелками.

– А как ты думаешь, госпожа Глендининг не откажет нам в гостеприимстве? – спросила леди Эвенел у Мартина, крепко прижимая к себе дочку. По одному этому движению можно было ясно понять, какие причины побуждали ее искать убежища.

– Да она за счастье почтет, уж поверьте, миледи, – весело отвечал Мартин. – Да и мы ей будем служить. С этими войнами, миледи, работничков днем с огнем не сыщешь. А мне только дай волю – у меня всякое дело в руках горит; да и Тибб за коровами умеет ходить лучше всякой скотницы.

– Я еще много чего умею, – добавила Тибб. – Попади я только в порядочный дом. Хотя у Элспет Глендининг мне, наверно, не придется ни жемчуга перенизывать, ни чепцов плоить.

– Полно тебе хвастаться‑то, жена, – прервал ее пастух. – Известно, что ты и в доме и во дворе во всем справишься, будь у тебя на то охота. И неужели же мы вдвоем с тобой хлеба на троих не заработаем, не затрудняя милостивую леди, нашу госпожу? Чего тут долго думать, идемте скорей, ничего мы не добьемся, сидя здесь. Нам надо пройти пять шотландских миль по кочкам и болотам, а это для прирожденной леди не так‑то легко.

Укладывать и брать в дорогу им было почти нечего. На старую лошадку‑пони, случайно уцелевшую после погрома – как благодаря своему жалкому виду, так и потому, что она никак не давалась в руки чужим, – нагрузили несколько одеял и еще кое‑какой домашний скарб, составлявший все их имущество. Когда Шаграм подошел, отозвавшись на привычный свист хозяина, тот, к своему удивлению, заметил, что бедное животное ранено, хотя и легко. Видно, один из грабителей, устав от тщетной погони, в раздражении выстрелил в пони из лука.

– Ах, Шаграм! – сказал старый пастух, перевязывая рану. – Видно, и ты не избежал обиды от этих богомерзких стрелков?

– А где еще теперь в Шотландии можно избежать обиды? – отозвалась леди Эвенел.

– Ваша правда, сударыня, – заметил Мартин. – Да Хранит бог наших добрых шотландцев от смертоносной стрелы, а от удара меча они и сами уберегутся. Но нам пора в путь; за тем хламом, что здесь еще остался, я потом вернусь. Украсть его здесь некому, разве только нашим милым соседушкам, а они…

– Бога ты не боишься, Мартин! – воскликнула его жена с упреком. – Попридержи язык! Подумай, что ты такое говоришь, когда нам придется проходить по самым гиблым местам, пока мы не доберемся до окружного перевала.

Супруг кивнул головой в знак согласия: считалось в высшей степени неосторожным говорить о феях, называя их добрыми соседушками или как‑либо иначе, в особенности если предстояло проходить через те места, где, по поверью, они обитали.