— Конечно, рада, — отозвалась Клиона. — Я молила бога о вашем появлении.

— Молили бога — обо мне? — Что-то в его голосе внушало ей необычайную робость, она ответила не сразу.

— Да. О ком же еще?

— Конечно. О ком же еще? — сказал он совсем другим тоном.

Снова наступило молчание. Оба глядели на струю фонтана, потом, немного погодя, лорд Рейвен сказал:

— Если не ошибаюсь, вы еще не бросили монетку в фонтан Треви.

— А теперь уже слишком поздно, — вздохнула Клиона, и у нее сжалось сердце. — Как, по-вашему, это действительно означает, что мне больше не увидеть Рима?

— А вы хотите сюда возвратиться?

— Конечно, хочу. Город еще прекраснее, чем я ожидала… и я была очень… счастлива здесь.

— Тогда, надеюсь, бросите вы монетку или нет, вы вернетесь, — сказал лорд Рейвен. — Но есть и другая монета, мы говорили о ней — может быть, вы ее нашли, пока были здесь.

Клиона не отвечала, прошло несколько мгновений, и он тихо промолвил:

— Монетка любви, ее залог.

Клиона стиснула руки. Ей пришлось даже труднее, чем она ожидала. Как хотелось обернуться к нему, протянуть руки, а он бы взял их в свои — хотя бы на миг. Смотреть на этот рот, который тогда завладел ее губами в долгом поцелуе, взглянуть ему в глаза, хоть она и страшилась его взгляда, проникавшего в самую душу. Вместо этого она заставила себя сидеть неподвижно, отвернув голову, глядя на носки туфель, видневшиеся из-под платья.

— Довелось ли вам узнать, что такое любовь, маленькая Клиона? — спросил он с поразившей ее нежностью.

— Я не понимаю, о чем вы, ваша светлость, — сказала она в ответ.

— А я думаю, понимаете, — настаивал он. — Когда вы говорили сейчас о чувствах, в вашем голосе звучали сердечность и понимание — раньше этого не замечалось. Кто научил вас?

— Никто… Это… неправда, — ответила она в волнении.

— Нет, правда, — сказал он. — Рим — город, созданный для любви, и здесь, под ярким солнцем, противоестественно говорить о чем-то ином. Поговорим о любви?

— Нет! Нет! — почти крикнула Клиона.

— Столь пылкое негодование! Отчего? Вы боитесь?

— Нет, конечно… нет.

— К чему тогда убегать от того, что так удивительно и прекрасно? Любви, Клиона, как вы справедливо заметили, невозможно противиться. Она захватывает нас врасплох, и вот ею уже полна вся жизнь, и все остальное теряет значение. Чувствуете ли вы то же самое?

— Да, — прошептала Клиона и поспешно добавила: — Я… не знаю. Прошу вас… мне надо вернуться в дом.

Она приподнялась, но он взял ее за руку. Ощутив его прикосновение, она замерла. Кровь отхлынула у нее от лица, глаза потемнели, и она испуганно посмотрела на него.

— Зачем вы притворствуете, Клиона? — спросил он.

— Я вовсе… не притворствую, — послышался ответ.

— Похоже, это так, — проговорил он. — И я чистосердечен. Сказать вам что-то? Я влюблен!

Наступило молчание, словно затих весь мир, и Клиона спросила изменившимся голосом:

— В… кого?

— Разве нужно спрашивать? — отозвался он. — Сердце не подсказывает вам ответа?

Она подняла к нему бледное лицо с дрожащими губами.

— Что вы… говорите… мне? — спросила она, запинаясь.