Я с самого приезда в Европу не видел их, и у меня даже нет желания их увидеть. Правда, к Элизе во мне зарождалась симпатия, но эту симпатию заглушила моя любовь к тебе.
— Правда? — спросила Диана.
Она успокоилась так же быстро, как и вышла из себя.
— Правда.
— Поклянись мне своей любовью.
— Клянусь тебе своей любовью, — сказал ковбой, подумав, что честью он не решился бы поклясться.
Добрые отношения восстановились.
Они отобедали, как всегда, вдвоем, а вечером ездили кататься верхом.
Стальное Тело всячески старался, чтобы Диана забыла про утреннюю размолвку.
Внешне спокойный, он все время думал об опасности, грозившей семье Дэрош, и подготовил план своих будущих действий.
Стальное Тело был уверен, что в письменном столе Дианы скрыта разгадка ее намеков на близкую гибель семьи Дэрош. Поэтому он решил пробраться утром в спальню Дианы, смежную с его комнатой, вынуть потихоньку ключи из ящика, в который она их клала на ночь, и обыскать письменный стол.
Это он и исполнил. Словно опытный вор, прокрался он в девять часов утра в спальню Дианы, достал ключи, прошел в кабинет, отпер письменный стол и просмотрел там все бумаги.
Изумлению его не было границ, когда на фотографиях он узнал утреннего посетителя.
С чувством глубокого отвращения он положил их обратно в конверт.
— Нечего сказать, хорошие знакомые у Дианы! — подумал он.
Тут же он нашел чековую книжку и на последнем талоне прочел фамилию графа Шамбержо.
— Черт побери! Это он и есть — тот, кто изображен на карточке. Для чего Диана выдала ему чек на целый миллион? Не понимаю.
Бумаги были сложены пачками в отдельные папки с надписями: «Дело Шамбержо», «Дело сыщика Пенвена», «Дело Дэроша»…
Первые две пачки он только быстро перелистал, зато стал внимательно читать бумаги Дэроша.
С первых же строк он оцепенел от охватившей его злости и страшно побледнел.
— Каково бесстыдство!.. Какова гнусность!.. — шептал он. — Диана — олицетворение преступности. Дальше по этому пути идти некуда. И такую женщину я любил! Да меня повесить мало… Ах… ее следовало бы сейчас же задушить, как ядовитую гадину, чтобы избавить от нее мир.
Прочитав еще несколько страниц, он приложил руку к сердцу и воскликнул не своим голосом:
— Элиза!.. Замышляется покушение на Элизу!.. Ну нет, змея, ты шутишь. Этому не бывать.
Одиннадцать часов — нужно было спешить.
Стальное Тело торопливо завернул бумаги и карточки в газетный лист, запер стол, положил ключи в карман и, никем не замеченный, вышел из особняка Дианы.
А та, только что проснувшись, как раз в эту минуту звонила горничной — помогать одеваться.
ГЛАВА III
а улице Стальное Тело сел в первый встретившийся фиакр, дав извозчику адрес Дэроша.
С сильно бьющимся сердцем вошел он в дом, где жили близкие ему люди, которых он не видел с их отъезда во Францию.
Он велел доложить о себе г-ну Дэрошу. Ему ответили, что г-н Дэрош совсем недавно ушел из дому.
Тогда он попросил провести его к г-же Дэрош.
Мадам Дэрош его сейчас же узнала и очень обрадовалась:
— Эдуард Сильвер! Дитя мое, это вы!
Они поцеловались как мать и сын.
Она стала расспрашивать его о здоровье, о делах на Монмартрской ферме, но он сидел как на иголках и перебил ее, спросив:
— Элиза!.. Где Элиза? Она дома, надеюсь?
— Только что выехала.
— Какая жалость! — вскричал он, но тотчас сдержал себя, не желая расстраивать добрую женщину.
— Она, должно быть, скоро вернется. |