Изменить размер шрифта - +

     — Скажи: мама мыла раму, — велел Лёвка Арсению, внимательно глядя на того в упор.
     — Мама малым ходом… — начал приблудыш, но осекся, словно сам понял, что сморозил глупость. Он поправил правой рукой собранные в хвостик волосы

и попробовал снова: — Мама… Не могу больше терпеть скрижали! Покойные на выход!
     — Обе руки подними одновременно, — требовательно произнес Лёвка.
     Горе-ролевик кивнул, совершил целый ряд непоследовательных движений, после чего его нога окончательно соскользнула в лужу, и он сел на задницу.

Лёвка обернулся ко мне и констатировал:
     — У него инсульт. Если не извлечь тромб, мозг скоро задохнется.
     — Как я понимаю, для этого нужны: а — операционная, бэ — хирург.
     — Да.
     Я перевел взгляд на развалившегося, как на привале, Арсения. Он часто мигал и пытался сфокусироваться на собственном ботинке. Со стороны могло

показаться, что турист присел отдохнуть и маленько тупит после сложного перехода. В действительности все было гораздо плачевней. Ближайший хирург —

Болотный Доктор, но до него слишком далеко. Да и не факт, что эскулап горит желанием оперировать незнакомого балбеса. Что ж, бывает и так.
     В Зоне мало что выглядит привлекательно. А касательно жизни… так она вообще редко заканчивается красиво. «Калаш» медленно пополз вверх.

Казалось, это не я поднимаю руки с автоматом, а сам ствол возносится, чтобы помочь сгинуть пацаненку, который вылез из своей уютной песочницы и

ненароком угодил прямиком в ад. Надо же, как ты, оказывается, коварна, Зона. Дала человечку небывалую фору, позволила, можно сказать, себе в душу

залезть, а потом легким движением уравняла шансы до нуля. Это ведь твои дела, Зона, я знаю. В таком возрасте инсульты так просто не случаются.
     «Калаш» остановился. Теперь он таращился слепым зрачком дула аккурат на бледный лоб Арсения.
     Грань между добром и злом, говорите? Совесть? Ну и где вы, демагоги унылые, когда нужно пошевелить пальчиком и спустить курок? Ау!
     — Не серчай, — прошептал я, понимая, как неумно и неуместно звучат здесь и сейчас эти слова. — Надо было играть понарошку.
     ПДА завибрировал одновременно с возопившей на весь череп птичкой-интуицией.
     Опасность надвигалась со стороны теплиц, откуда мы только что ушли. Я насторожился и оглянулся на Лёвку. Парень стоял, вытянув шею и

прислушиваясь. Он всасывал почерневшими уже ноздрями воздух, как ищейка. Дыхательная маска, видно, уже не приносила парню пользы — она мертвым

грузом висела на шее.
     — Семеро, — тихонько сообщил Лёвка, и я едва узнал его голос. Если раньше он говорил баском с характерным, узнаваемым тембром, то теперь тон

стал блеклым и равнодушным, как у наркомана. — Один — с тяжелым вооружением.
     Я мельком посмотрел на экран наладонника. От шахты наперерез военным двигались точки, которые сканер не мог распознать. Зверье? Вряд ли. Идут

слишком плотной группой и держат строй.
     — Угольники, — прокомментировал Лёвка, перехватив мой взгляд. — Их я отлично чувствую.
     — Между молотом и наковальней…
     До конца озвучить и без того очевидную догадку я не успел.
Быстрый переход