Он поднялся и наклонился над столом, опершись на ладони.

– Представьте себе группу из пяти мужчин. Двадцатилетние, крепкие, в отличной физической форме. Большей частью – завязавшие наркоманы, подчеркиваю – завязавшие, в интересующее нас время они уже не употребляли наркотиков, к этому их вынудили обстоятельства: тюрьма, заключение, штрафная рота… Среда, к которой они принадлежали, была непростой, об этом говорит множество старых переломов – такие следы обычно остаются от драк. Кроме того – татуировки, выдающие потребность в самоидентификации, необходимость показать силу или принадлежность к клану. Присутствие в группе азиата говорит о ее разношерстности, можно предположить, что раньше, до того дня, эти пятеро были между собой не знакомы. Но вот они собрались вместе. И за ними наблюдают как минимум еще двое – с ружьями или пистолетами.

– Почему двое? – поинтересовался Перес.

– Об этом свидетельствуют следы от пуль и разнообразие входных отверстий. Спереди, сзади… В какой‑то момент что‑то пошло не так, у этих юношей сорвало крышу, они стали агрессивными и неуправляемыми. Как девочки с кроликами, как девушки в Египте, они пали жертвами коллективной истерии.

Леклерк вздохнул:

– Они были ослеплены агрессией. Они рассвирепели, как… как бык, увидевший красную тряпку.

– Да, именно так: бык, увидевший красную тряпку. Но, как мы видели в фильме, рассвирепевшим быком все‑таки можно управлять, а их укротить не удалось. Даже просто остановить их и то не удалось. Волей‑неволей пришлось нанести ответный удар. У тех, кто за ними наблюдал, не было выбора. Они стреляли, одних убили, других ранили. Потом тем или иным способом наших убийц, специалиста в области медицины и специалиста в области кинематографа, известили о том, что коллективная истерия проявилась снова. Известили очень быстро, практически мгновенно. И тогда они вновь появились на сцене и повторили то, что уже делали раньше: изъяли у каждой жертвы глазные яблоки и мозг. И захоронили их на глубине двух метров…

– Стало быть, по‑твоему, трех девушек в Египте и пятерых мужчин здесь убили одни и те же люди?

– Думаю, да. Пусть даже действовали они по‑разному: в Египте жертвы во время изуверских манипуляций были еще живы, там девушек сначала пытали, а покалечили после смерти,  тогда как здесь органы изымали уже у покойников.

Кашмарек теребил свою сигарету, пока она не сломалась.

– Так чего же убийцы добивались на самом деле?

– Пока не знаю, но предполагаю, что цель их связана с феноменом коллективной истерии. И в любом случае у меня впечатление, что мы имеем дело не с независимыми людьми, между преступлениями залегающими на дно. Эти люди дали денег Атефу Абд эль‑Аалю, чтобы он разделался со своим братом, обнаруженные в Граваншоне тела свидетельствуют о высоком профессионализме убийц.

Шарко посмотрел на своего начальника:

– Слушай, было бы здорово, если бы ты хоть что‑то разузнал о синдроме Е… Сам термин упомянул доктор из центра «Салам» тогда же, когда рассказывал мне о коллективной истерии. Но дело в том, что он запомнил только название, а о чем речь, ему неизвестно.

Леклерк быстро записал.

– Хорошо, очень хорошо… Подведу итоги нашей встречи. Главное сейчас: составить список людей, представлявших какие‑либо гуманитарные организации в Каире в марте девяносто четвертого года. Этим я займусь сам. Вам, комиссар Перес, придется продолжить разработку версии о торговцах живым товаром, на всякий случай – как знать, что мы там обнаружим…

– Отлично.

– Вы, майор Кашмарек…

– Я продолжу сотрудничество с бельгийцами.