Он не хочет ни возвращаться к ушедшим в прошлое делам, ни раздирать зарубцевавшиеся раны, которые Египет намерен забыть. У нашей страны хватает забот с терроризмом, экстремизмом и наркотиками. – Нахед глянула на хилое досье. – Все – в этой папке, ничего, кроме этого, он сказать вам не может. И сделать для вас он тоже ничего больше не сумеет – дело слишком старое. Рядом есть свободный кабинет, он предлагает вам встать и пойти туда…
Шарко ничего не оставалось, кроме как послушаться, но прежде чем уйти, он достал распечатку телеграммы, полученной из Интерпола, сунул ее под нос главному инспектору Центрального комиссариата и попросил Нахед, чтобы та перевела слово в слово следующее:
– Вот телеграмма, которую прислал в Интерпол инспектор по имени Махмуд Абд эль‑Ааль. Именно он руководил когда‑то следствием по делу о трех убийствах. Комиссар Шарко хотел бы поговорить с ним.
Египтянка перевела сказанное парижанином на арабский.
Нуреддин насупился, оттолкнул листок, чтобы не видеть его, и только что не выплюнул с возмущением какую‑то фразу.
– И тут перевожу слово в слово, – уточнила Нахед. – «Этот сукин сын Абд эль‑Ааль мертв».
Шарко показалось, что он получил прямой удар в солнечное сплетение.
– Каким же образом он умер?
Высокопоставленный египтянин оскалил зубы и зарычал. Над тесным воротничком его форменной рубашки вздулись синие вены.
– Он говорит, что обгоревший труп этого человека нашли в самой глубине грязной улочки в Сайеда‑Зейнаб несколько месяцев спустя после интересующего вас убийства. Исламские экстремисты сводили счеты, полагает паша Нуреддин, потому что, когда полицейские производили обыск в квартире Абд эль‑Ааля, они нашли среди его бумаг хартию исламистского движения, некоторые абзацы которой были обведены его рукой. Абд эль‑Ааль был предателем, а в нашей стране все предатели в конце концов подыхают как собаки.
В вестибюле Нуреддин поправил решительным жестом форменный берет с кокардой, положил руку на плечо Нахед, склонился к ней и стал что‑то шептать молодой женщине прямо в ухо. Она уронила блокнот. Нашептавшись – а случилось это не так уж скоро, – толстяк развернулся и пошел к лестнице, ведущей в подвал, где все еще пели.
– Что он сказал? – спросил Шарко.
– Что карта местности ждет вас в том кабинете, куда мы сейчас пойдем.
– Это не могла быть только одна фраза – он говорил слишком долго!
Нахед нервным жестом откинула волосы за спину.
– Просто так кажется…
Она провела парижанина в комнату с минимальными удобствами: письменный стол, стулья, доска на стене, немного канцелярских принадлежностей и оргтехники. Компьютера нет. Закрытое наглухо окно выходит на улицу Каср‑эль‑Нил. Шарко нажал на выключатель подвешенного под потолком вентилятора.
– Еще и вентилятор не работает! Он нарочно сплавил нас именно в этот кабинет!
– Нет‑нет, как вы можете так думать! Чистая случайность.
– Конечно‑конечно, случайность! У подобных людей не бывает никаких случайностей.
– Я чувствую, что с первой минуты, как приехали, вы все время… все время в чем‑то нас подозреваете, комиссар.
– Просто так кажется…
Француз заметил неподалеку от двери охранника. Понятно: за ними установлена слежка. Очевидно, такова инструкция.
– Можно сделать ксероксы?
– Нет. Здесь все защищено кодами. И пароль для работы с USB‑портами и дисководами выдается только офицерам. Отсюда никогда ничего не выходит.
– Еще бы! Разумеется: государственная тайна! Ладно, обойдемся как‑нибудь.
Шарко открыл папку, взял файлик со снимками, но не сразу решился их вынуть. Он сам был не в лучшей форме, да и Нахед казалась взволнованной. |