Атеф смотрел в пустоту над кружкой пива, из‑за макияжа казалось, что природа чувственности у него исключительно женская.

– Махмуд неистовствовал из‑за всей этой истории, просто‑таки зубами в нее вгрызался. Его квартира была завалена папками, фотографиями, он все записывал… Он говорил мне, что дело быстро закрыли, и начальство перебросило его на другое. А правда – зачем расследовать убийство бедняков, это ведь не принесет денег, понимаете?

– Да, начинаю понимать…

– Но Махмуд, несмотря ни на что, продолжал тайком вести расследование. Когда, после того как было найдено обугленное тело брата, – полиция пришла в его квартиру с обыском, они все забрали. А теперь вы говорите, что этих записей, фотографий, папок больше не существует. Стало быть, кому‑то было очень выгодно, чтобы они исчезли.

При малейшем шуме Атеф начинал озираться вокруг. В дымках от кальянов искажались черты курильщиков, смягчалась рискованность жестов. Сюда приходили поодиночке, а уходили парами – в ожидании волнующей ночи.

Обстановка была под стать ситуации – несколько напряженная. Шарко хлебнул пива.

– А брат говорил вам о чем‑то? О каких‑то деталях расследования? Может быть, убитых девушек при жизни что‑то связывало?

Араб покачал головой:

– Это было так давно, комиссар. И если вы будете постоянно недосказывать, вы мне по‑настоящему не поможете: я не смогу ничего вспомнить.

– В таком случае попробую освежить вашу память.

Шарко разложил на столе фотографии жертв. На этот раз он рассказал с абсолютной точностью все, что перевела ему Нахед в душном кабинете комиссариата. О том, как были обнаружены тела, о том, что показало вскрытие. Атеф, не дотрагиваясь ни до пива, ни до закусок, внимательно слушал.

– Эзбет‑эль‑Нахль, – повторил он, – пригород, где живут тряпичники… Теперь, когда вы его назвали… Думаю, не ошибусь, сказав, что брат ходил туда в связи с расследованием. И Шубра… Шубра… и цементные заводы… что‑то это мне говорит, но что, что…

Он ненадолго закрыл глаза, потом открыл, взял один из снимков и всмотрелся в фотографию.

– Мне кажется, брат был убежден в том, что девушек, как вы и сказали, что‑то связывало. Преступления были слишком близкими по времени и слишком похожими – вплоть до деталей, чтобы можно было счесть это случайным совпадением. Нет, убийца наверняка действовал по плану, он выработал для себя маршрут и следовал этому маршруту.

Комок в горле у Шарко становился все больше. Махмуд чувствовал преступника, он действовал так, как надо, он понимал, что убийца редко полагается на случай. Настоящий европейский следователь – наверное, единственный такой в этом гигантском муравейнике.

– По какому плану?

– Не знаю. Брат не так уж много мне рассказывал, потому что… потому что мне не очень нравилась его профессия… Но я знаю, с кем он мог поделиться подробностями.

– С кем же?

– С моим дядей. С нашим дядей – с тем, кто вытащил нас из нужды много лет назад. Они были очень близки и говорили друг другу много такого, чего не сказали бы никому другому.

За их спинами передавали бутылки со спиртным, атмосфера становилась все более теплой, руки сближались, пальцы принимались ласкать запястье соседа, подавать знак: я тебя хочу. Шарко наклонился над столиком:

– Тогда пойдемте к вашему дяде.

Атеф довольно долго размышлял, явно колеблясь.

– Нет, – произнес он наконец. – Я искренне хочу вам помочь – в память о своем брате, но к дяде пойду один. Предпочитаю действовать осторожно и не показываться с вами вместе то тут, то там… Встретимся завтра у Цитадели, крепости Саладина, рядом с Городом мертвых, полтора часа спустя после призыва на молитву.