Но это же кретинизм, подумал он, вот так из года в год вспоминать о своих дурацких фантазиях. Так недалеко и до сумасшедшего дома.
Он отвернулся от часов и окинул взглядом комнату. Подумав об окружающем комфорте, он улыбнулся. Собственный дом, удачное расположение, полка с рукописями слева от него. Все это было реально. Между детьми тоже была разница, которую можно измерить: один старше другого на полтора года.
Он прищелкнул языком, недовольный собой. Сплошной абсурд: не хватало только, чтобы он сам себе начал доказывать, что все это глупости. Откашлявшись, он энергично принялся прибирать на столе. Вот так. И так.
Он тяжело откинулся на спинку кресла. А может, и наоборот: ошибкой будет заставить себя не думать об этом. Ведь раз нелепое ощущение все время возвращается к нему, значит, оно должно иметь какое-то значение. И если с этим ощущением бороться, то можно просто потерять голову. Прописная истина.
Что ж, тогда буду рассуждать логически, решил он. Время — величина постоянная, отсюда и следует плясать. Но каждый воспринимает его по-разному. Для некоторых — оно тянется еле-еле, для других — летит незаметно. Значит, он просто принадлежит к числу тех людей, которые не замечают различных переходных периодов. И именно поэтому его мозг не забыл, а скорее, заострил свое внимание на том детском пожелании, которое он высказал пять лет назад.
Ну конечно же, в этом вся штука. Летели месяцы, исчезали годы — и все потому, что он именно так к ним относился. И…
Дверь отворилась, и в кабинет вошла Кэрол со стаканом теплого молока в руке, неслышно ступая по мягкому ковру.
— Тебе давно пора спать, — проворчал он.
— Тебе тоже, — ответила она, — а ты все сидишь и сидишь. Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?
— Знаю, — ответил он.
Пока он, прихлебывая, пил молоко, она села к нему на колени.
— Исправил гранки? — спросила она.
Он кивнул и обнял ее за талию. Она поцеловала его в висок. За окном, на темной зимней улице, тявкнула собака. Она вздохнула.
— Кажется, все это было только вчера, правда? — спросила она.
Он вздрогнул.
— А мне не кажется.
— Эх, ты!
Она шутливо ущипнула его за руку.
— Это Арчи, — послышался в трубке голос его агента. — Угадай-ка!
У Оуэна перехватило дыхание.
— Не может быть!
Он кинулся искать ее и в конце концов нашел ее в ванной. Кэрол закладывала постельное белье в стиральную машину.
— Малышка! — закричал он. Простыни полетели во все стороны. — Наконец-то!
— Что случилось?
— Кино! Кино! Они покупают моих «Дворян и Герольдов»!
— Не может быть!
— На все сто! И — слушай меня внимательно, садись и слушай, садись, тебе говорю, а то упадешь! — мне платят двенадцать с половиной тысяч долларов!
— Ох!
— И это еще не все! Они гарантируют мне контракт для работы над сценарием в течение десяти недель — слушай внимательно — по семьсот пятьдесят долларов в неделю!
Она взвизгнула.
— Мы теперь богачи!
— Не совсем, — сказал он, ходя взад и вперед по ванной комнате, — это только начало, друзья, толь-ко начало!
Октябрьские ветры налетали порывами на взлетную полосу, как морской прибой. Ленты прожекторов высвечивали небо.
— Как жаль, что дети не пошли меня провожать, — сказал он, обняв ее за талию.
— Они бы только промокли и намерзлись, милый, — сказала Кэрол. |